Юлия Кудрина - Императрица Мария Федоровна

В тот трагический день встал передо мной вопрос: какой дорогой идти? По той ли, на которую меня толкало так называемое “передовое общество”, зараженное либеральными идеями Запада, или по той, которую подсказывало мне мое собственное убеждение, мой высший священный долг Государя и моя совесть. Я избрал мой путь. Либералы окрестили его реакционным. Меня интересовало только благо моего народа и величие России. Я стремился дать внутренний и внешний мир, чтобы государство могло свободно и спокойно развиваться, нормально крепнуть, богатеть и благоденствовать. Самодержавие создало историческую индивидуальность России. Рухнет самодержавие, не дай Бог, тогда с ним рухнет и Россия. Падение исконной русской власти откроет бесконечную эру смут и кровавых междоусобиц. Я завещаю тебе любить все, что служит ко благу, чести и достоинству России. Охраняй самодержавие, памятуя при том, что ты несешь ответственность за судьбу твоих подданных пред престолом Всевышнего. Вера в Бога и в святость твоего царского долга да будет для тебя основой твоей жизни. Будь тверд и мужественен, не проявляй никакой слабости. Выслушивай всех, в этом нет ничего позорного, но слушайся только самого себя и своей совести. В политике внешней – держись независимой позиции. Помни – у России нет друзей. Нашей огромности боятся. Избегай войн. В политике внутренней – прежде всего покровительствуй церкви. Она не раз спасала Россию в годины бед. Укрепляй семью, потому что она основа всякого государства».

После разговора с наследником государь пригласил императрицу Марию Федоровну и сообщил ей, что чувствует приближение конца.

Вся Россия замерла в тревожном ожидании новостей из Ялты. «19 октября под впечатлением тревожных сведений, идущих из Ялты, – писал С.Ю. Витте в своих воспоминаниях, – было официальное молебствие в Казанском соборе, на котором присутствовали не только высшие административные лица города Петербурга, но и простые обыватели, в том числе и студенты. Петербург молился о даровании императору Александру III жизни…»

Великий князь Николай Михайлович вспоминал: «18-го и 19-го Государь был крайне слаб, хотя и вставал с трудом, одевался и даже сам перешел с палкой к письменному столу. На нескольких докладах он в последний раз написал “В Ливадии. Читал”. Тут в кресле ему сделалось дурно. Это было 19-го утром. Ночь с 19-го на 20-ое была вовсе без сна. Вечером Лейден уговаривал его лечь в кровать, что было Государю очень трудно ввиду страшно опухших ног и живота».

Две ночи перед смертью он провел без сна. Днем его вывозили в инвалидной коляске к раскрытому окну. Мария Федоровна не отходила от него ни на шаг. «Слава Богу, в последние дни он позволял мне делать для него все, так как сам он уже ничего не мог, а позволить камердинеру ухаживать за собой не хотел, и каждый вечер он трогательно благодарил меня за помощь», – писала она матери.

В течение последних суток у постели больного вместе с Марией Федоровной находился врач Н.А. Вельяминов. «Он (Александр III – Ю.К. ) непрерывно курил и предлагал мне курить, – вспоминал позже Вельяминов. – “Мне так совестно, что вы не спите каждую ночь, я вас совсем замучил”».

Утром 20 октября в день смерти государь сказал: «Видно, профессора меня оставили, а вы, Николай Александрович, еще со мною возитесь по вашей доброте душевной».

В бюллетене от 20 октября говорилось: «Деятельность сердца продолжает падать. Одышка увеличивается. Сознание полное».

Из воспоминаний великого князя Николая Михайловича:

«В 8 часов утра 20-го Государыня пошла в уборную одеться, а в это время Государь оставался с Наследником и Вельяминовым.

Вдруг Ему стало очень нехорошо, и он сказал Сыну: “Ники, пойди скажи Мама, чтобы поторопилась одеваться”. – “Отчего, Папа́?” – “Да так будет лучше!” Дыхание было очень затруднительное, и начали усиленно давать вдыхать кислород. Брат Александр послал за нами в Ай-Тодор. Я с отцом и братом Георгием прибыли в Ливадию в 10 часов 15 минут. Застали уже почти всех при больном, в том числе великую княгиню Марию Александровну, приехавшую на рассвете.

Вокруг Государя находилась Его семья, императрица на коленях около его кресла, а все прочие лица в другой комнате и в дверях. Тут же, рядом в комнате, находились граф Воронцов-Дашков и пять врачей: Захарьин, Лейден, Попов, Гирш и Вельяминов. До нашего приезда уже многие близкие подходили прощаться с умирающим, но слова “прощай” Государь никому не сказал, а каждому почти одинаково: “Здравствуй, такой-то”.

Великую княгиню Елизавету Федоровну, коей было в этот день рождение, больной поздравил даже, здороваясь с ней. Итак, когда мы вошли, императрица подозвала к креслу больного отца моего, Великую Княгиню Александру Иосифовну. Обоим Царь подал руку и сказал: “Здравствуй, дядя и тетя”. В 10 часов 30 минут вошел духовник Янышев со Святыми Дарами. Все мы стали на колени, и умирающий Царь внятным, чудным голосом повторял за священником: “Верую, Господи, и исповедую, яко ты и т. д.”. Почти все рыдали навзрыд, до того сцена была умилительная и невероятная по своему величию и простоте. Думали, что Государь сейчас скончается, так как дыхание все более затруднялось, а пульс слабел, но после причастия Его Величество немного оправился и изъявил желание поспать. Притворили двери, и мы все, кроме самых ближайших, вышли из комнаты. Я же остался, как прикованный, у дверей. Между тем желанного сна не последовало. Государь лишь дремал, и дыхание все ухудшалось».

19 октября Мария Федоровна написала матери письмо, в котором подробно рассказала о последних днях своего любимого Саши. Письмо было окончено 26 октября (6 ноября), пять дней спустя после смерти государя. В нем говорилось:

«Вся семья вошла в кабинет, он поцеловал всех и при этом вспомнил, что был день рождения Эллы (Елизаветы Федоровны – Ю.К. ). Он поздравил Ангела и попросил причаститься. Пока Янышева (протопресвитер Иоанн Леонтьевич Янышев – Ю.К. ) не было, он несколько раз спросил, скоро ли он придет. Вероятно, в тот момент он уже чувствовал приближение конца. Когда, наконец, Янышев пришел, Саша сказал: „Поскорее, я так устал“ и затем громко прочитал за Янышевым две молитвы и принял Тайную Вечерю с такой радостью и спокойствием!.. Затем вся семья вышла и я осталась одна с детьми и Аликс. Затем Саша попросил, чтобы пришел Иоанн Кронштадтский и молился за него. Это был невероятно волнующий момент, когда мы все почувствовали прекрасную благочестивую душу моего ангела Саши. Священник положил руки ему на голову, тихо про себя помолился и затем поцеловал Сашу в голову.

Детей он также отослал и только меня оставил, так что я подумала, что он хочет со мной поговорить, но он ничего мне не сказал, только то, что он очень устал и что ему хотелось бы поспать. И еще, что он чувствует себя много лучше, так что у меня вновь зародилась надежда, и я подумала, что наш Господь сейчас сотворит чудо и спасет его, моего ангела Сашу! Спать он, бедняжка, не мог, а начал тяжело дышать, так что я попросила прийти врача, того молодого, который ему очень нравился, и мы начали массировать его бедные руки, которые снова были такие холодные.