Юлия Кудрина - Императрица Мария Федоровна

Запись от 25 апреля 1905 года: «Сегодня прочитала в “Figaro” статью, в которой идеализируют царицу Марию Федоровну, что у нее либеральные гуманные стремления и проч… На самом же деле она много портит царю, вмешиваясь в назначения министров и проч. Про молодую царицу недавно кто-то сказал, Палтов (адмирал) или Путятин Н.С., что только ее одну царь слушает. Это печально, так как она Россию и русских не любит и им не симпатизирует».

После убийства В.К. Плеве в 1904 году Мария Федоровна активно поддержала на этот пост кандидатуру либерального политика П.Д. Святополк-Мирского.

Россия была накануне революции, и Мария Федоровна, через которую, по словам П.Н. Милюкова, «просачивались кое-какие либеральные воздействия Фреденсборга», хорошо понимала необходимость государственных преобразований. Часто посещавшая Данию, Мария Федоровна видела результаты тех демократических преобразований, которые уже тогда велись в этой стране.

На рубеже веков Дания представляла собой конституционную ограниченную монархию. Законодательная власть, согласно Конституции 1866 года, принадлежала парламенту (риксдагу), который имел две палаты – нижнюю (фолькетинг) и верхнюю (ландстинг). Король имел право назначать и увольнять министров, а также всех чиновников. Он мог распускать и созывать парламент, издавать в промежутках между сессиями парламента временные законы. Король по-прежнему оставался верховным главнокомандующим армией и флотом. Без его согласия не мог вступить в силу пи один закон. Однако теперь подпись короля на любом правительственном документе действовала лишь при наличии на нем подписи премьер-министра.

Весь уклад жизни датского общества был гораздо более демократичным, чем в России. «Вчера король на своем велосипеде нечаянно налетел на лоток продавщицы пряников, извинился и заплатил десять крон. Неужели наш король так беден, что не смог заплатить больше?» – писала датская газета «Политикен».

Военный атташе в Дании генерал-лейтенант А.А. Игнатьев, в частности, сообщил о том, что по воскресным дням в датском королевстве с двенадцати часов дня решетки старинных замков, принадлежащих министрам и лицам, занимавшим высокие посты в государстве, были всегда открыты, так что население имело течение дня пользоваться парком с его тенистыми уголками, а в театрах перегородки между ложами были снесены. «Хорошим воспитательным приемом для снобов дипломатов, – по мнению Игнатьева, – являлись посещения знаменитого «Тиволи» (городской парк в Копенгагене – Ю.К. ). Почтенные посланцы в смокингах и их супруги в парижских туалетах при свете разноцветных фонариков, катаясь верхом на деревянных карусельных львах, в конце концов находили совершенно нормальным узнавать в соседке, сидящей на спине тигра, свою собственную горничную».

Таким образом, в начале XX века в Дании сформировалась та социальная модель, которую позже назвали гражданским обществом. Процесс этот шел как сверху, так и снизу, в него были включены все граждане, где бы они не жили – в столице или маленькой деревне, он затронул все стороны общественной и частной жизни – производство, семью, досуг.

Совсем не то было в России…

Задолго до событий 1905 года Мария Федоровна, выросшая в эпоху скандинавского патриотизма, неоднократно обращала внимание Николая II на характер развития политической ситуации в Финляндии. По свидетельству посла Австро-Венгрии в Петербурге Эренталя, «благодаря часто повторяющимся визитам в Копенгаген, императрица, как известно, в определенной мере подвержена влиянию скандинавского мнения. Она считает политику русификации (Финляндии – Ю.К.) ошибкой и даже, может быть, несчастьем для всего государства».

Датский король Кристиан IX в 1900 году в беседе с французским консулом в Копенгагене Фернаном Прадера-Нике заявлял, что «его дочь от всей души защищает финляндцев и считает Бобрикова “солдафоном”, не обладающим необходимой для исполняемых им обязанностей дипломатической гибкостью».

Финляндские политики-конституционалисты – Лео Мехелин, Карл Маннергейм, Отто Доннер и Ионас Кастрем – на протяжении довольно продолжительного времени использовали так называемый копенгагенский канал, чтобы при посредстве датского королевского двора информировать вдовствующую императрицу о событиях, происходящих в Финляндии. Им в этом помогал посол России в Копенгагене граф А.К. Бенкендорф. Так, осенью 1899 года, в период пребывания Марии Федоровны в Дании, Л. Мехелин во время встречи с императрицей изложил ей подробности развития ситуации в Финляндии и передал записку по этому вопросу. Мария Федоровна вспоминала о прекрасных поездках с семьей в Финляндию в годы царствования своего мужа и пообещала, что передаст полученную информацию сыну. В заключение беседы она подчеркнула: «Мне сказали, что все будет опять по-прежнему, если только Финляндия пойдет на необходимые уступки в военных делах. Меня уверяли, что внутренние порядки страны не будут задеты».

Мария Федоровна получала много писем, в которых рассказывалось о положении дел в Финляндии. В ее архивах хранятся, например, письма неизвестного автора о провокационных действиях финляндского генерал-губернатора Н.И. Бобрикова с целью введения военного положения и записки неизвестных лиц о необходимости удовлетворения требований финского сейма за 1901 год.

19 октября 1902 года она направила Николаю II страстное письмо, в котором выступала с резкой критикой политики генерал-губернатора Бобрикова и просила сына о его незамедлительной отставке. В письме, в частности, говорилось: «Я пишу тебе, чтобы сказать, как я обрадовалась сообщению о том, что Бобриков должен уйти. Но теперь, когда я с отчаянием и гневом прочитала о новых мерах, которые он собирается провести в жизнь, мое сердце полно разочарования и боли. Для меня совершеннейшая загадка, как ты, мой дорогой, милый Ники, для которого чувство справедливости всегда было так сильно, позволяешь обманывать себя такому лжецу, как Бобриков? И мое разочарование еще сильнее потому, что в беседе со мной в прошлый раз об этом деле в марте в твоем кабинете в Зимнем дворце ты сам обещал мне написать ему и унять его слишком большое рвение. Наверное, помнишь и то, что я встала и в благодарность за это обещание поцеловала тебя. Но после того он сам приехал в Петербург, и ему удалось полностью изменить твои мысли… Ты неоднократно объяснял, что твоим твердым намерением было ничего не менять в этой стране, а теперь все происходит именно наоборот. Там, где дела всегда шли хорошо и где народ был совершенно счастливым и довольным, теперь все разбито вдребезги и изменено, и посеяны вражда и ненависть, – и все это во имя так называемого патриотизма! Какой отменный пример значения этого слова!