Елена Первушина - Великие государственные деятели Российской империи. Судьбы эпохи

Как только я могла приняться за чтение, книги сделались предметом моей страсти. Бейль, Монтескье, Буало и Вольтер были любимыми авторами; с этой поры я стала чувствовать, что время, проведенное в уединении, не всегда тяготит нас, и если прежде я искала с детским увлечением одобрения со стороны других, теперь я сосредоточилась в самой себе и стала разрабатывать те умственные инстинкты, которые могут поставить нас выше обстоятельств… Я просиживала за чтением иногда целые ночи с тем умственным напряжением, после которого следовала бессонница, и на взгляд казалась до того болезненной, что мой почтенный дядя беспокоился за мое здоровье, в чем приняла участие и императрица Елизавета. По ее приказанию много раз посетил меня первый ее медик, Бургав; он с особенным вниманием занялся мной и нашел, что общее здоровье еще не повреждено и болезненное мое состояние, возбудившее опасения со стороны моих друзей, происходило больше от нравственного нерасположения, чем от физического расстройства. Вследствие этого мнения стали осаждать меня тысячами вопросов, но я не призналась в истине, да едва ли и сама могла понять ее; но если бы я и сумела объяснить, то скорей возбудила бы упреки, чем симпатию и участие к себе. Говоря об особенностях своего ума, я должна также упомянуть о той гордости и раздражительности, которые, не встретив осуществления романтических видений фантазии, заставили меня искать это воображаемое счастье внутри себя. Таким образом, я решила таить свои чувства, и в то время, когда мое лицо покрывалось бледностью и видимым изнеможением, что я приписывала слабости нервов и головным болям, мой ум постепенно мужал среди своих ежедневных трудов…

Все иностранцы, артисты, литераторы и посланники, посещавшие дом моего дяди, подвергались пытке от моей неугомонной любознательности. Я расспрашивала их о чужих краях, о формах правления и законах; и сравнения, выводимые из ответов, пробудили во мне горячее желание путешествовать. Но в это время у меня недоставало духу пуститься в такое предприятие. Между тем, мрачные предчувствия скорби и горя, обыкновенные спутники нежных темпераментов, рисовали передо мной все мое будущее, и я содрогалась при созерцании тех зол, с которыми не в силах была бы бороться. Шувалов, любовник Елизаветы, желавший прослыть меценатом своего времени, узнав, что я страстно люблю читать книги, предложил мне пользоваться всеми литературными новинками, которые постоянно высылались ему из Франции. Это одолжение было источником бесконечной радости для меня, особенно когда я на следующий год после своего замужества поселилась в Москве; в здешних книжных лавках было не многим больше того, что я уже перечитала, и некоторые из этих сочинений имела в своей собственной библиотеке, состоявшей почти из 900 томов; я употребила на эту коллекцию все свои карманные деньги. Энциклопедия и словарь Мореры были приобретены в том же году; никогда никакие самые изящные и ценные игрушки не доставляли мне и половины того удовольствия, которое я чувствовала при этом приобретении. Любовь моя к брату Александру во время его путешествия дала мне случай завести с ним правильную переписку. Каждый месяц два раза я уведомляла его обо всех новостях придворных, городских и военных; этой корреспонденции я обязана образованием своего слога, хотя и не могу судить о его достоинствах».

Эту женщину и сейчас можно увидеть в Петербурге. Она сидит у ног своей императрицы на памятнике в сквере Александринского театра. На ее коленях книга, которую он внимательно читает. Это – Екатерина Романовна Воронцова-Дашкова.

Екатерина Воронцова, потомок одного из славных дворянских родов, многие члены которого были выдающимися государственными людьми. Воронцовы считали своим родоначальником варяжского воина Сигмундера, который в 1027 году приехал на Русь из Скандинавии и событие это было отмечено в Киево-Печерском патерике. Члены семьи Воронцовых были приближенными царя – воеводами и стольниками еще со средних веков. Дед нашей героини, Илларион Гаврилович Воронцов, при Петре и Анне служил воеводой в различных восточных провинциях, но попался на взятке и был отправлен в Сибирь. Потом ему позволили вернуться. У него было три сына – Роман, Михаил и Иван и дочь Дарья.

Братья Воронцовы поддержали Елизавету, участвовали в перевороте и после победы получили заслуженные награды. Особенно близок к новой императрице оказался старший брат – Михаил Илларионович. Не забыли и отца: он был осыпан чинами и наградами, стал действительным статским советником, получил орден Св. Александра Невского, служил в Московской конторе Правительствующего Сената и в возрасте 70 лет уволен со службы в чине тайного советника (IV класс Табели о рангах), умер в почете в 1750 году.

Его старший сын Михаил, участвовавший в аресте Анны Леопольдовны, и попал в «фавор», женился на Анне Карловне Скавронской, дочери графа Карлы Самойловича Скавронского, родного брата Марты Скавронской, жены Петра и позже – русской императрицы Екатерины I. Елизавета любила свою кузину, приблизила ее к себе, а после переворота сделала статс-дамой, а потом – обер-гофмейстериной. Братья Воронцовы получили титул графов Священной римской империи – обычный путь для получения графского достоинства нетитулованным дворянином в XVIII веке. Из четырех рожденных в семье Михаила детей выжила только старшая дочь Анна.

Второй брат, Роман, был в числе тех, кто увозил из Петербурга Анну Леопольдовну, ее мужа и детей, позже женился на богатой купеческой дочери, Марфе Ивановне Сурминой. Все пятеро его детей – два сына и три дочери благополучно пережили младенческий возраст и выросли. За Романом тянулась слава взяточника и большого чудака, например, он настолько боялся кошек, что приходилось прятать их, когда он проезжал через город. А за то, что был нечист на руку, получил прозвище «Роман, большой карман». Впрочем, неизвестно, насколько эта слава заслужена, возможно, это только слухи, пущенные недоброжелателями, а разумеется, при Дворе у братьев Воронцовых их было достаточно.

Михаил Илларионович покровительствовал детям брата: на его деньги сыновья Романа Илларионовича ездили учиться за границу, он же после смерти Марфы Ивановны, когда Роман Илларионович завел себе вторую, «не венчанную» жену – англичанку Елизавету Брокет, взял на воспитание в свой дом обоих племянников и племянницу, ту самую Екатерину Романовну. Благодаря его связям она попала ко Двору и на короткое время стала задушевной подругой молодой великой княгини, а затем и императрицы Екатерины Алексеевны.

Ее старшие сестры Мария и Елизавета Романовна, воспитывались у третьего брата – Ивана Илларионовича, сенатор, действительный камергер, президент Вотчинной коллегии в Москве, и стали фрейлинами раньше, чем Екатерину взяли ко Двору. Елизавета Романовна к тому же была любовницей великого князя Петра Федоровича, супруга Екатерины. Конечно, эта связь очень обижала будущую императрицу и в записках она не скрывает недоброжелательного отношения к Елизавете. Она пишет: «Императрица взяла ко двору двух графинь Воронцовых, племянниц вице-канцлера, дочерей графа Романа, его младшего брата. Старшей, Марии, могло быть около четырнадцати лет, ее сделали фрейлиной императрицы; младшая, Елисавета, имела всего одиннадцать лет; ее определили ко мне; это была очень некрасивая девочка, с оливковым цветом лица и неопрятная до крайности. Они обе начали в Петербурге с того, что схватили при дворе оспу, и младшая стала еще некрасивее, потому что черты ее совершенно обезобразились и все лицо покрылось не оспинами, а рубцами».