Джон Дикки - Масоны. Как вольные каменщики сформировали современный мир

Плот с подозрением относился к завесе тайны, окружавшей братство, и поэтому утверждал, что каменщики могут затевать что-то недоброе. Так или иначе, знал он достаточно, и именно из его книги мы получаем ряд важных сведений. Принятым каменщиком становятся на специальном «собрании (они также используют слово “ложа”) в присутствии по меньшей мере пяти-шести старшейших членов ордена. Им соискатели подносят перчатки…» Ритуал инициации, как он объясняет, «главным образом состоит в обучении особым тайным знакам, известным членам всех собраний в стране». В ложу было два пути: надо было или непосредственно работать каменщиком, или быть человеком высокого положения, которого братство «принимало».

Интерес к ложам по всей Британии был подстегнут не только гражданской войной, но и другими социальными процессами. Возрождение началось в Италии в первую очередь как желание открыть заново античную ученость. При этом во многих аспектах XVII век был впереди древних. Мог ли Аристотель распространять свои идеи в печатных книгах? Способны ли были финикийцы открыть Америку? Использовал ли Цезарь пушки? Множество новых изобретений, от микроскопа до карманных часов, от мушкетных пуль до воздушного насоса, не только превосходили любые технологии древних, но и способствовали возвышению фигуры ученого-изобретателя. Сужалась пропасть между жизнью абстрактного мышления и практической вовлеченностью в мир. Интеллектуалу-дворянину уже было не зазорно учиться чему-то у ремесленника. Величание Бога Великим Архитектором Вселенной больше не было унизительной аналогией.

На рубеже XVII–XVIII веков в ложах состояло уже достаточно много «принятых каменщиков», и сведений о жизни братства того времени мы имеем больше. Ход собраний протоколировался, и были зафиксированы даже те «тайны, которые никогда не должны быть писаны пером» — так было легче знакомить «новобранцев» с устройством и деятельностью лож. И «ложи Шоу», и английские ложи «принятых каменщиков» использовали одни и те же символы, тайные знаки, мифы — и именно в таком виде они предстают полвека спустя в показаниях, данных Джоном Кустосом португальским инквизиторам в 1743 году. Да и сегодня мало что изменилось. При вступлении в ложу соискатель клялся не разглашать тайны под страхом ужасной смерти. Выучивались особые знаки: жест перерезывания глотки, рукопожатие («тайный знак, передаваемый от руки к руке»). Вольные каменщики впитали миф о преемстве от самих строителей Храма Соломона. Были приняты кодовые слова «воаз» («боаз») и «иахин» («яхин») — названия двух столбов, стоявших в притворе Храма Соломона.

Франкмасонство менялось очень медленно. Примерно к 1700 году, спустя сто лет после судьбоносной встречи Уильяма Шоу с шотландскими мастерами-каменщиками, ложи распространились на значительную территорию, но до сих пор не было единой организации. К тому же продолжала сохраняться связь с ремесленными каменщиками. За пределами Шотландии ложи были в Стаффордшире, Чешире, а также в таких городах, как Йорк и Лондон.

Вопрос был не только во времени. Для создания масонства в его современном виде нужна была еще одна искра. И она была высечена 2 сентября 1666 года в пекарне Томаса Фарринера на улочке Паддинг-лейн. Великий пожар поглотил Лондон за пять дней. Восстановление же заняло полвека, потребовав знаний и умений лучших каменщиков Англии.

26 октября 1708 года небольшая группа людей поднялась на самую вершину строительных лесов, бережно окутавших купол собора Святого Павла, только что покрытого лучшим дербиширским свинцом. Отдышавшись, они сполна насладились открывающимся видом.

Далеко-далеко, если смотреть в направлении западных башен-близнецов собора, гордо возвышался Виндзорский замок. На севере виднелись покрытые лесом холмы Хэмпстеда и Хайгейта. На восток — к морю — устремлялась извилистая Темза с юркими кораблями, привозившими богатства из Индии, Америки и Карибского бассейна. С такой высоты шум улиц слышно не было, однако до носа все равно доходил характерный лондонский запах сажи. Действительно, от тех мест, где сельская местность резко сменялась застройкой — в Пикадилли на западе и в Уайтчепеле на востоке, — над землей стояла угольная дымка. Впрочем, шпили церквей и башни возвышались над этой поволокой. Забравшиеся на самый верх мужчины взирали на эти строения как на собственных детей. Церковь Святой Бригитты на Флит-стрит с ее грациозными пагодами. Цилиндрическая колокольня Святого Михаила в Кривом переулке с элегантными контрфорсами. Ни с чем не спутать церковь Сент-Бенет у причала Святого Павла с облицованной красным кирпичом башней и аккуратным сводом. Каждый из храмов был выстроен недавно, все они были неповторимы, каждый по-своему свидетельствуя как о славе Божьей, так и о мастерстве зодчих и годах трудов по воскрешению Лондона из ада 1666 года.

Главной интеллектуальной силой этого воскрешения стал сэр Кристофер Рен, главный архитектор собора и еще пятидесяти одной церкви, заново построенных в Лондоне. В тот день он тоже был в соборе. Но почтенный возраст — семьдесят шесть лет — не позволил ему забраться наверх с другими. Он ждал внизу, а группа людей во главе с его сыном проводили церемонию закладки последнего камня в венчающую купол лантерну.

Собор Святого Павла и другие церкви, построенные по проектам Рена, во времена появления современного франкмасонства

С заложением последнего камня появилось чувство завершения большого дела. И важно не только то, что сэр Кристофер Рен стал первым архитектором в истории, кто увидел завершение строительства собора по своему проекту. Истории целых семей — в том числе и семьи Рена — сплелись с историей собора. Во время заложения первого камня в июне 1765 года сыну Рена Кристоферу было всего четыре месяца. Спустя тридцать три года он стал правой рукой своего отца и был удостоен чести вести церемонию завершения строительства. Тогда же во время заложения первого камня вместе с Реном был его доверенный мастер-каменщик Томас Стронг. После смерти его заменил брат Эдвард, который уже застал окончание строительства. Вместе с ним был его сын Эдвард Стронг-младший, друг детства Кристофера Рена-младшего. Именно Стронг-младший сделал лантерну, в которую теперь закладывали последний камень.

Впрочем, всех этих людей объединяли не только семейные связи, дружба и общее дело строительства собора. В воспоминаниях семьи Рен черным по белому написано, что все, кто в тот день поднялся на леса, принадлежали к братству: «Наивысший или последний камень заложил сын устроителя Кристофер Рен, направленный собственным отцом, в присутствии превосходного мастера господина Стронга, его сына и других вольных и принятых каменщиков, вовлеченных в работу». Вольные и принятые каменщики! Члены семьи Стронг входили в ложу. После смерти Эдварда Стронга-старшего в 1724 году газеты назвали его одним из старейших вольных каменщиков Англии. По другим сведениям, его сын в следующем году участвовал в заседании ложи в Гринвиче.