Коллектив авторов - Все в прошлом [Теория и практика публичной истории]

Таким образом, методы цифровой истории являются сегодня одним из перспективных направлений в публичной истории. Многие общественные инициативы выбирают именно цифровые форматы, чтобы привлечь большую аудиторию к результатам своей работы. Масштабные и дорогостоящие проекты представляют собой коллаборацию историков, которые работают над качеством контента, и технических специалистов (разработчиков, веб-дизайнеров), которые отвечают за внешний вид и функциональность сайтов, благодаря чему они выглядят профессионально с обеих сторон. Причем роль историков в цифровых проектах может быть разной: например, в «Проекте 1917» историки выступили в роли консультантов; «Прожито», наоборот, инициирован профессиональными историками, но активно привлекает к работе волонтеров. Часто цифровые проекты создаются исключительно благодаря частной инициативе и энтузиазму их создателей, готовых самостоятельно заниматься подготовкой материала, технической поддержкой и поиском финансирования. Публикация источников остается ключевым направлением, которым занимаются как крупные архивы и университеты, так и активисты, которые хотят сохранить историческую память, но при этом сами несут ответственность за соответствие своей работы требованиям научного подхода.

— A New Companion to Digital Humanities / Ed. by S. Schreibman, R. Siemens, J. Unsworth. Chichester, West Sussex: Blackwell, 2016.

— Memory, Conflict and New Media: Web Wars in Post-Socialist States / Ed. by E. Rutten, J. Fedor, V. Zvereva. London: Routledge, 2013.

— Putnam L. The Transnational and Text-Searchable: Digitized Sources and the Shadows They Cast // American Historical Review. 2016. Vol. 121. № 2. P. 377–402.

— The Programming Historian [programminghistorian.org/en].

— Гарскова И.М. Историческая информатика: Эволюция междисциплинарного направления. СПб.: Алетейя, 2018.

— Журналы «Digital Scholarship in the Humanities», «International Journal of Digital Humanities», «Вестник Digital Humanities» [vdigital.me].

— Моретти Ф. Дальнее чтение. M.: Издательство Института Гайдара, 2016.

— Поврозник Н.Г. Виртуальный музей: Сохранение и репрезентация историко-культурного наследия // Вестник Пермского университета. Сер. «История». 2015. № 3 (30). С. 213–222.

— Цифровые гуманитарные науки — хрестоматия / Под ред. М. Террас, Д. Найхан, Э. Ванхутта, И. Кижнер. Красноярск, 2017.

«На первый взгляд, биография предстает эдакой скалой в сердце пожара: несмотря на критику, а на протяжении некоторого времени даже на полный отказ от нее в научных кругах, она с XIX века занимает прочное место как в списке бестселлеров, так и в научных дебатах» [186] Karstens S . Die Summe aller Wahrheiten und Lügen: Ein Erfahrungsbericht zur Geschichtwissenschaftlichen Biographie // BIOS. 2011. Jg. 24. Heft 1. S. 79. . Однако биография только кажется неизменным на протяжении веков жанром. Биографии великих людей от Плутарха до наших дней были, есть и останутся приятным чтением для широкой публики, но ренессанс биографических исследований в конце XX века связан в первую очередь с новыми возможностями этого жанра, открывшимися благодаря антропологическому повороту в гуманитарных науках, междисциплинарным дискуссиям и влиянию методов социальных наук [187] См. подробнее об антропологическом повороте обзорную статью Питера Бёрка: Бёрк П . Историческая антропология и новая культурная история // Новое литературное обозрение. 2005. № 75. . Результатом этих тенденций стало развитие отдельного научного направления — биографических исследований (biography studies) [188] См. подробнее: The Biographical Turn. Lives in history / Hrsg. von H. Renders, B. de Haan, J. Harmsma. London: Taylor and Francis, 2015. .

Многие историки надеются при помощи биографических исследований ухватить индивидуальное в истории, ее человеческое измерение, ускользающее и растворяющееся в смене социальных формаций, эпох и парадигм. Поэтому авторы современных биографических работ предпочитают употреблять вместо традиционного термина «биография» более широкий — «биографические исследования». Второй вариант делает упор на взаимоотношения индивида с его окружением, а также привлекает к работе широкий набор методов социальных наук, в отличие от традиционной биографии, ставившей в центр изучение самого индивида и продуктов его труда и тем самым представлявшей мир с точки зрения некоего закрытого «я».

Биографические исследования далеко уходят от историй героев и великих людей, построенных по канве романа и не имеющих никакой теоретической и научной базы. Их научная легитимность связана с расширением исследовательского вопроса в писании биографий до истории повседневности и исторической антропологии, микроистории и устной истории, а также с интересом к субъективному в истории, к народной истории, истории женщин и т. д. [189] Bödeker H.E. Biographie: Annährungen an den gegenwärtigen Forschungs- und Diskussionsstand // Biographie schreiben / Hrsg. von H.E. Bödeker (= Göttinger Gespräche zur Geschichtswissenschaft. Bd. 18). Göttingen: Wallstein, 2003. S. 14–15. Именно возвращение в исторические исследования «настоящего, живого человека» (а не собирательного образа или идеального типа) и сближает современные биографические исследования с публичной историей. В этой главе как раз и пойдет речь о современных биографических исследованиях, развивающихся благодаря ученым разных специальностей и потому использующих методы и терминологию многих дисциплин, от сетевого анализа и нарративного интервью в социологии и устной истории до микроисторических приемов. Иными словами, исследователи смотрят на общество прошлого через окошко отдельной частной жизни.

При этом традиционная «литературная» биография ни в коем случае не исчезла, в том числе и из репертуара ученых, и продолжает жить и интересовать читающую публику. Люди любят читать истории, которые можно ассоциировать с собственной жизнью, — это возможность говорить об истории во множественном числе, видеть ее разнообразие, а также представлять ее альтернативы [190] См. главу Марии Галиной и Ильи Кукулина в настоящем издании. По принятому в историографии мнению Райнхарта Козеллека, история (как наука) в единственном числе – а не истории (как «дней минувших анекдоты») во множественном – появилась в языке в связи с утверждением исторической науки и представления об истории как едином процессе ( Козеллек Р . Можем ли мы распоряжаться историей. (Из книги «Прошедшее будущее. К вопросу о семантике исторического времени») // Отечественные записки. 2004. № 5). . Поэтому история через биографию очень хорошо адаптируется для публичной сферы и прежде всего для медиа — она превращается в своего рода историю жизни, с которой зритель или читатель может себя отождествить, благодаря которой он может «пережить» новый опыт, «осуществить» свои сокровенные мечты. Возможность «получить опыт другой жизни», которую предоставляет человеку биография, делает ее — наравне с memory studies — ключом к бытованию прошлого в настоящем [191] См. главу Андрея Завадского в настоящем издании. В отношении мемуаров, где период воспоминания отделен от описанных событий годами, а иногда даже десятилетиями, тоже требуется свой инструментарий и подход. Например, если человек систематически врет – как Надежда Дурова, чьи замечательные «Записки кавалерист-девицы» полностью сконструированы, и проверить это несложно, – это не значит, что его мемуары не нужно изучать. Зачем и как человек придумывает свою биографию – тоже важно ( Дурова Н . Записки кавалерист-девицы Надежды Дуровой. М., 2011). .