Борис Флоря - Польско-литовская интервенция в России и русское общество

И все же польскими учеными получен ряд важных результатов, существенных для правильного понимания взаимоотношений русского общества и правящих кругов Речи Посполитой в годы Смуты. Во-первых, предпринятые исследования дали возможность осуществить детальную реконструкцию как разногласий в правящих кругах Речи Посполитой, так и конкретных шагов, предпринимавшихся ими для достижения своих целей, что и стало содержанием уже упоминавшейся монографии В. Поляка. Тем самым было создано достаточно точное представление о том, с каким партнером имело дело в 1609–1611 гг. русское общество.

Во-вторых, в обширной переписке польско-литовских политиков этих лет, введенной усилиями польских ученых в научный оборот, содержится много сведений о настроении и действиях разных групп русского общества, прежде всего в моменты их важных контактов с представителями Речи Посполитой, которые пока еще мало известны отечественным ученым, но могут иметь важное значение для углубления наших представлений о русском обществе времени Смуты. Здесь особо следует отметить заслуги В. Поляка, сумевшего значительно расширить круг известных нам польских источников о событиях Смутного времени, изучив не только материалы различных архивов на территории Польши, но и те многочисленные материалы, которые после польского «Потопа» оказались в архивах Швеции. На некоторые из этих материалов обратил внимание еще Я. Мацишевский, но лишь В. Поляку удалось в полной мере ввести их в научный оборот.

Хотелось бы отметить две важные особенности этих источников. В большей части это деловые документы, не предназначенные для каких-либо пропагандистских целей, авторы которых были заинтересованы в том, чтобы дать своим адресатам возможно более точное представление о положении дел. Не менее важно то, что речь идет о письмах, написанных сразу по следам событий, на содержании которых никак не могли сказаться знания о том, чем завершились конфликты, разрывавшие русское общество в годы Смуты. В этом отношении данные источники обладают существенным преимуществом не только перед записками гетмана Жолкевского, написанными вскоре после избрания на царство Михаила Романова, но и перед основной массой русских повестей и сказаний о Смутном времени, созданных через несколько десятилетий после описанных в них событий.

Сопоставляя между собой сведения как этих сравнительно недавно найденных, так и давно и хорошо известных исследователям источников, можно рассчитывать на то, что удастся воссоздать картину происходившего с большим приближением к исторической реальности, проследить и действия польско-литовских политиков, и реакцию на них разных кругов русского общества.

Чтобы понять характер этой реакции и определявшие ее мотивы, следует принимать во внимание особенности социально-политического статуса разных кругов русского общества, характер целей, к которым они стремились. И здесь имеет значение то, что сейчас мы располагаем гораздо более точными сведениями о внутренней структуре русского общества, об особенностях положения отдельных слоев русского общества и отдельных регионов России, чем это было несколько десятилетий тому назад. Наличие большого количества неиспользованных или малоиспользованных источников и более глубокие представления о характере русского общества — вот два обстоятельства, которые дают основания для надежды, что удастся внести новый вклад в изучение темы.

Вопрос об истоках глубокого внутреннего кризиса, охватившего русское общество в первые десятилетия XVII в., постоянно находился в центре внимания российской науки. На рубеже ХІХ–ХХ вв. С. Ф. Платонов в своем классическом труде о Смуте предложил развернутый ответ на этот вопрос, основанный на детальном анализе как положения отдельных социальных групп, так и особенностей отдельных регионов в составе Российского государства. Выводы и наблюдения С. Ф. Платонова в работах советских ученых подверглись изменениям и дополнениям, главным образом в той части, где речь шла о характеристике отношений между социальными верхами и низами русского общества. В последние десятилетия благодаря введению в научный оборот и анализу комплекса ранее неизвестных источников, характеризующих положение верхов дворянского сословия в последней четверти XVI — начале XVII в., открылись возможности и для постановки ряда вопросов о взаимоотношениях между верхами и низами дворянского сословия, которые не принимались во внимание в схеме С. Ф. Платонова. Появились и работы, посвященные изучению отношений между разными группами сословия горожан. Все это дает определенные основания для того, чтобы, отталкиваясь от того, что было сделано для изучения положения разных слоев русского общества и взаимоотношений между ними после выхода в свет книги С. Ф. Платонова, попытаться предложить ответ на вопрос о причинах кризиса, соответствующий современному уровню знаний о русском обществе.

Хорошо известно, что в ходе глубокого внутриполитического кризиса, охватившего Россию в годы Смуты, в политическую борьбу и в механизм принятия важных политических решений оказались вовлеченными едва ли не все слои, на которые делилось русское общество того времени. Помещенные в ряде документов этого времени перечни отдельных групп, принимающих такие важные решения, можно рассматривать как самую общую, предельно краткую характеристику структуры русского общества в годы Смуты.

Общество это делилось на «чины», сословные группы, отличавшиеся друг от друга особым статусом (характерно, что в польских переводах соответствующих документов слово «чины» передавалось как « stany » — сословия). Сами «чины» разделялись на две основные части — «служилых людей» и «жилецких людей». Разница между ними, очевидно, состояла в том, «служилые люди» несли «службу» в пользу государства, получая за это вознаграждение, средства для выдачи которого должны были доставить «жилецкие люди». «Служилые люди», в свою очередь, делились на «служилых людей по отечеству» и «служилых людей по прибору». Разница в названиях отражала различия в социальном положении обеих групп: для первой из них определенная «служба» была наследственным правом, которое власть должна была принимать во внимание, вторая была мобилизована («прибрана») властью для несения менее «честных» служб. Однако общая черта, характерная для статуса этих привилегированных по сравнению с «жилецкими людьми» социальных групп, — их «служба» государству. Уже выбор терминов для обозначения этих социальных групп показывает специфику русского общества, отличающую его от ряда современных европейских обществ, как общества, где особый статус привилегированных социальных групп был тесно связан с их «службой» государству.