Луи-Адольф Тьер - История Французской революции. Том 3 [litres]

Атака начинается; Ланн и Дестен ведут свою храбрую пехоту вперед; 32-я идет на укрепления в штыки, 18-я обходит их справа. Неприятель, не дожидаясь их, идет им навстречу. Начинается рукопашный бой. Турецкие солдаты, разрядив свои ружья и выпустив по два выстрела из своих пистолетов, выхватывают сабли. Они хватают французские штыки руками, но прежде, чем это им удается, те пронзают им грудь. Сражаются прямо на укреплениях; 18-я полубригада уже готова ворваться в редут, но страшный артиллерийский огонь сбрасывает ее к подошве укрепления. Храбрый Летюрк падает мертвым только потому, что желает отступить последним; Фюжьер лишается руки. Мюрат со своей стороны начинает движение с кавалерией, чтобы проникнуть через проход между редутом и озером. Несколько раз он бросается вперед и отбрасывает неприятеля, но перекрестный огонь редута и канонерок вынуждает его каждый раз отходить назад. Некоторые из кавалеристов продвигаются даже до валов редута; но усилия стольких храбрецов, по-видимому, бесполезны.

Бонапарт смотрит на эту резню, ожидая благоприятной для наступления минуты. По счастью, турки имеют обыкновение выходить из укреплений, чтобы отрезать головы мертвым. Бонапарт использует этот обычай и устремляет на укрепления два батальона, которые ими и завладевают. Справа врывается в редут 18-я полубригада. Мюрат возобновляет кавалерийскую атаку; один из его эскадронов наконец преодолевает пространство между укреплениями и озером и проникает в деревню Абукир. Тогда испуганные турки бегут во все стороны, и огромное их число гибнет от оружия французов. Мюрат во главе своих кавалеристов проникает в лагерь Мустафа-паши. Тот в отчаянии стреляет в Мюрата из пистолета и легко ранит его. Мюрат отрубает ему одним сабельным ударом два пальца и отправляет плененного турка к Бонапарту. Турки, успевшие спастись от французского оружия и утопления, укрываются в форте Абукир.

Более 12 тысяч трупов плавало у берегов Абукира, в том самом море, которое не так давно было покрыто телами наших моряков; две или три тысячи пали от огня и меча. Прочим, запершимся в форте, не оставалось ничего, кроме как рассчитывать на милосердие победителя. Таким было это необыкновенное сражение, где – быть может, в первый раз в военной истории – была окончательно уничтожена целая армия. По этому-то случаю Клебер, прибывший к концу дня, обнял Бонапарта и вскричал: «Генерал, вы велики, как мир!»

Таким образом, с помощью сирийской экспедиции и сражения при Абукире Египет был освобожден от Порты. Положение французской армии можно было считать достаточно устойчивым. После всех понесенных потерь в ее рядах считалось еще около 25 тысяч храбрейших и командуемых лучшим в мире военачальником солдат. С каждым днем она всё более сживалась с населением и упрочивала свое положение в стране. Вот уже год, как Бонапарт находился в Египте; время было использовано наилучшим образом; и тогда как в Европе победа покидала знамена французов, она оставалась верна им в Африке и Азии. Трехцветное знамя развевалось на берегах Нила и Иордана, в тех местах, где получила свое начало христианская религия.

Бонапарту не было ничего известно о происходившем во Франции, до него не дошла ни одна депеша Директории или его братьев, и он крайне беспокоился. Чтобы получить какие-нибудь известия, он велел нескольким бригам крейсировать у берегов с целью захвата торговых кораблей. Он послал на турецкую эскадру парламентера, который под предлогом переговоров об обмене пленных должен был постараться получить хоть какие-нибудь известия. Сэр Сидней Смит остановил парламентера, хорошо его принял и, видя, что Бонапарт ничего не знает о поражениях французов, не упустил случая злорадно передать ему пакет со всеми газетами. Парламентер возвратился и передал газеты Бонапарту. Тот целую ночь напролет знакомился с тем, что происходило в его отечестве, а потом сразу принял решение: тайно отплыть в Европу и достигнуть ее, рискуя быть схваченным по дороге английскими кораблями.

Он потребовал к себе контр-адмирала Гантома и поручил ему привести в готовность фрегаты «Мюирон» и «Каррер». Никому ничего не сообщив о своем плане, Бонапарт прибыл в Каир, сделал все распоряжения, составил длинную инструкцию Клеберу, которому хотел оставить командование армией, а затем возвратился в Александрию.

Двадцать второго августа (5 фрюктидора), взяв с собой Бертье, Ланна, Мюрата, Андреосси, Мармона, Бертолле и Монжа, Бонапарт отправился к дальнему берегу. Там его ожидали несколько лодок, на которых они добрались до «Мюирона» и «Каррера». Им сопутствовали шебеки [55] Шебека – парусно-гребное вооруженное судно. – Прим. ред. «Реванш» и «Фортуна». В ту же минуту подняли паруса, чтобы не оставаться в виду английских крейсеров. К несчастью, наступило затишье; боялись быть захваченными и решили возвращаться в Александрию; но Бонапарт не согласился на это. «Будьте спокойны, – сказал он, – мы переплывем». Подобно Цезарю, он рассчитывал на свое везение.

Это не было, как говорили позже, трусливым бегством, так как Бонапарт оставлял победоносную армию и вверялся своему счастью, презирая опасности всякого рода. Это было одно из тех смелых решений, которыми великие честолюбцы бросают вызов небесам и которым впоследствии бывают обязаны безграничной уверенностью, сначала возводящей их на вершины величия, а затем низвергающей их оттуда.

Бонапарт покидает Египет

В то время как этот великий человек предоставлял себя риску ветров и встречи с неприятельскими кораблями, победа возвращалась к нашим знаменам в Европе и Республика великим усилием освобождалась от опасностей, которым, как мы видели, она подвергалась ранее. Массена по-прежнему занимал линию Лиммата, откладывая наступление. Итальянская армия после сражения при Нови рассеялась по Апеннинам. К счастью, Суворов не воспользовался победой при Нови, как и победой при Треббии, и терял в Пьемонте драгоценное время, которое Франция тратила на приготовления.

В это время придворный совет, столь же мало последовательный в своих планах, как и Директория, придумал план, который не замедлил изменить весь ход событий. Австрийцы ревновали к власти, какую Суворов проявлял в Италии; им было неприятно, что этот генерал написал сардинскому королю, приглашая его вернуться в свои владения. Придворный совет имел виды на Пьемонт и хотел отстранить старого фельдмаршала. К тому же между русскими и австрийцами было мало согласия. Все эти основания склонили придворный совет совершенно изменить распределение войск на театре военных действий.