Вольфганг Акунов - Держава Тевтонского ордена [litres]

Однако в дополнительном договоре Гохмейстер обязался выплатить неприятелям контрибуцию в сумме сто тысяч шоков (коп) пражских грошей (в одном шоке содержалось 69 грошей) Официально эта сумма предназначалась для выкупа пленных, томившихся в польских узилищах. Таким образом, польский король надеялся добиться того, чего он не смог добиться силой оружия – разорить «проклятых крыжаков» (так поляки именовали крестоносцев). В тяжелейшей финансовой ситуации, в которой оказался орден Девы Марии, уплата столь гигантской суммы наверняка означала бы его полный финансовый крах.

Денег у магистра не было, и взять их было неоткуда. На землях ордена запрещалось проживать иудеям, обычно ссужавшим светских и духовных государей Европы немалыми суммами в обмен на привилегии всякого рода. В этом отношении положение польских королей было гораздо более выгодным. Иудейские торгово-ростовщические общины в их владениях процветали, пользуясь полной национально-религиозно-культурной автономией, самоуправлением, множеством привилегий и прав. Не зря, по упоминавшейся выше легенде, иудей Аврам Парховник (Порховник) был даже избран первым польским королем (впрочем, очень скоро уступив корону Пясту – основателю первой польской королевской династии).

Как писал товарищ Карл Маркс:

«Торговые народы древности существовали, как боги Эпикура в междумировых пространствах вселенной, или, вернее, как евреи в порах польского общества». (К. Маркс. Капитал, т. III, Госполитиздат, 1951, стр. 342).

Вероятно, не случайно в Средневековье о Польше была сложена следующая стихотворная поговорка (могущая, нам, просвещенным людям XXI века, показаться в чем-то юдофобской, но, как говорится, «из песни слова не выкинешь») :

или, в переводе на русский язык:

На землях же Тевтонского ордена крестьянам (вопреки Генрику Сенкевичу), напротив, жилось сытно и привольно (естественно, по средневековым меркам). Впрочем, это так, к слову…

Как и предчувствовал Верховный магистр Тевтонского ордена Святой Девы Марии граф Генрих Рейсс фон Плауэн, заключенный в 1 февраля 1411 г. в орденском городе Торне «вечный мир» с Польшей и Литвой оказался на поверку типичным «гнилым компромиссом». По этому мирному договору (названному впоследствии Первым Торуньским) Добринская (Добжинская) земля (уступленная в 1396 г. силезским князем Владиславом Опольским Тевтонскому ордену и с тех пор являвшаяся постоянным объектом польских претензий) передавалась Польше, а вся Померания (Поморье) и Кульмская земля закреплялась за орденом Девы Марии. Вопрос о спорных замках Санток и Дрезденко, с прилегающими областями, передавался на рассмотрение комиссии из двенадцати человек, назначаемых польским королем и Гохмейстером Тевтонского ордена (под верховным арбитражем папы римского).

Однако враждебность Польши и Литвы к ордену Святой Девы Марии нисколько не ослабевала, а наоборот, только усиливалась. В обоих государствах царило откровенное разочарование весьма скромными результатами блестящей победы, одержанной объединенным польско-литовским войском над армией Тевтонского ордена в 1410 г. в битве при Танненберге. Ведь не была достигнута даже формальная цель Польши в войне – захват у ордена восточной Померании – Помереллии (не говоря уже о казавшемся, после победы при Танненберге, столь возможным и близким уничтожении прусского государства Тевтонского ордена) ! Сходным образом обстояло дело и с Литвой, чей Великий князь Александр-Витовт предъявлял к ордену притязания на территории, никогда не входившие в состав литовской области Самогитии-Жемайте-Жмуди, на возврат которой, на период до смерти Витовта, орден согласился по мирному договору (например, замок и область Мемель, по-литовски: Тройпеду или Клайпеду).

Понесенные орденом Девы Марии в войне с польско-литовской коалицией потери в живой силе (в особенности, что касается «братьев-рыцарей»), были невосполнимы

(ни в количественном, ни в качественном отношении). Тяжелый урон был нанесен и конскому составу – поляки и литовцы разгромили знаменитые прусские конные заводы ордена, угнав множество породистых лошадей и племенных жеребцов. В сложившейся после войны ситуации, перед лицом подавляющего военного, численного и материального превосходства неприятелей, отсутствовали стимулы, способные побудить молодых рыцарей вступать в Тевтонский орден, будущее которого представлялось крайне мрачным (или, во всяком случае, неясным). Генрих фон Плауэн неустанно искал возможности поставить силы и потенциал прусских сословий на службу возглавляемому им ордену. Он потребовал от прусских городов, светских рыцарей, городов, духовенства и ордена Девы Марии участвовать в выплате военной контрибуции Литве и Польше. С этой целью был введен всеобщий денежный налог. Против его введения активно протестовали находившиеся под верховным сюзеренитетом Тевтонского ордена прусские города, причем главным образом – самые крупные и богатые из них (в первую очередь – Данциг). В Данциге дело зашло так далеко, что горожане окружили наскоро возведенной стеной расположенный в черте города орденский замок. Отношения между Данцигом и орденом обострялись день ото дня, пока, наконец, 6 апреля 1411 г. орденский комтур Данцига Генрих фон Плауэн (младший брат и тезка Гохмейстера) не приказал арестовать данцигских бургомистров Лецкау и Гехта, а также члена городского совета Данцига Гросса. В ночь на 7 апреля арестованные были казнены по приказу комтура.

Заговоры и волнения происходили повсеместно, и потому Гохмейстер, ради поддержания авторитета государственной власти, одобрил действия своего брата (хотя тот и не согласовал их с ним). Георг фон Визберг, орденский комтур Редена, сговорившись с предводителем «Союза ящериц (ы)» Никкелем фон Ренисом (чей изменнический уход с поля битвы при Танненберге во главе ополчения рыцарей Кульмской земли – светских вассалов Тевтонского ордена – 15 июля 1410 г. явился одной из причин поражения орденской армии при Танненберге), составил заговор с целью убить Верховного магистра. Заговор был раскрыт и вероломный комтур приговорен к пожизненному заключению. Однако Генриху фон Плауэну стало очевидно, что далеко не все его братья по ордену готовы идти по избранному им тернистому пути великих трудов и лишений. Наоборот, враждебность к Гохмейстеру в собственных рядах все нарастала и, как показал случай с комтуром Редена, гнездилась даже в среде орденского руководства.