Леонид Соколов - Львов под русской властью. 1914–1915

О всех в этом деле наблюдениях и возможных мерах в каждом отдельном случае следует безотлагательно мне доносить.

За ц.к. Наместника

Гродзицкий» .

Великий князь Николай Николаевич

Верховный главнокомандующий русской армии

Группа офицеров австро-венгерской армии

Для того чтобы выявление и задержание “врагов” происходило более активно, власти на местах устанавливали за эту деятельность денежное вознаграждение. Так, например, в начале мобилизации военным комендантом города Самбора было издано на польском и украинском языках “Воззвание к полякам, украинцам и евреям”, расклеенное как в самом городе, так и в населенных пунктах Самборского повета. В воззвании говорилось:

«Неприятель пользуется серьезным военным положением, в каком сейчас находится ваш любимый и прекрасный край, с той целью, чтобы известные подозрительные элементы неприятельского государства могли проскользнуть в вашу среду для использования живущих здесь москвофилов с целью выдачи неприятелю сведений о движениях наших войск и о нашем положении.

Испытанный патриотизм и непоколебимая преданность нашему Высочайшему Дому, который всегда заботливо и человечно относился к своим верным подданным, не допустят, чтобы патриотически настроенный поляк, украинец и еврей мог терпеть такого рода субъектов рядом с собою.

Напротив, является обязанностью обезвреживать подобных лиц, т. е. как только кто-нибудь получит сведения о такого рода личностях, следует донести о них ближайшей гражданской или военной власти. Доставление лица, которое будет уличено в шпионстве или пропаганде москвофильства, будет вознаграждаться суммой 50 – 500 крон.

Ц. и к. комендант города» .

Теперь заветная мечта галицких украинцев – расправиться с ненавистными “москвофилами” – становилась осуществимой. В наместничество, в полицию, в канцелярию военного коменданта посыпались доносы на сторонников русского движения. И доноса, в котором говорилось, что тот или иной человек придерживается русских убеждений, было достаточно, чтобы его как изменника и шпиона сейчас же арестовали, а то и казнили. Понятно, что первыми жертвами арестов стали активные члены галицко-русских обществ, русских читален – на них еще до войны властями были составлены “черные списки”. Затем пошли под арест те, на кого пало подозрение в симпатиях к русскому движению. Но развернувшаяся вакханалия доносительства открывала широкие возможности не только для политических преследований, но и для сведения личных счетов, просто для получения денежного вознаграждения за разоблачение “изменников” и “шпионов”; при этом люди, на которых поступали доносы, могли вообще не иметь никакого отношения к русскому движению. Галицкая украинская газета “Діло” так писала о репрессиях в бучачском повете:

«…Военные власти предприняли целый ряд репрессивных и превентивных мер, которые проявились прежде всего в аресте московских агентов и шпионов и в роспуске русофильских обществ. В том числе арестовано также немало “старорусинов” в Бучаче и окрестностях. […] В этом деле власти поступали с такой предосторожностью и строгостью, что попали под арест люди, которые даже не были русофилами, а разве что находились в родственной связи с ранее арестованными. Все арестованные вывезены пока в Коломыю. Распущены во всем повете все русофильские общества…» .

Десятками, сотнями гнали под конвоем крестьян и интеллигентов из окрестных сел в ближайший городок – в тюрьму – «все на основе ложных доносов евреев, поляков и украинцев, и, просто, злобных соседей, мстящих им за свои, какие то частные и личные счеты с ними. Впрочем, достаточно было, чтобы кто то на улице показал на карпаторосса пальцем как на подозрительного человека и его сейчас арестовывали» , – писал впоследствии С. Бендасюк.

Тюрьмы были переполнены, так что в камерах, предназначенных для трех человек, теснилось по 11–15 человек. Из маленьких городков арестованных переправляли в тюрьмы крупных городов. Наместничество рассылало по адресу провинциальных властей телеграммы, подобные следующей:

«Всех арестованных политически заподозренных, неблагонадежных русофилов и т. п., поскольку они еще не преданы военному суду, выслать немедленно в львовскую тюрьму; арестовать всех кто только подозрителен» .

Вот здесь, в большом городе и начиналась настоящая, кровавая расправа с арестованными. Жандармы и полицейские вели их специально средь бела дня по главным улицам и показывали прохожим на них как на государственных преступников, изменников, шпионов и вообще виновников войны. Составлявшие городскую толпу евреи, поляки и украинцы обзывали арестованных самыми неприличными ругательствами и прозвищами, плевали им в лицо, бросали в них камнями, избивали палками. Конвоиры не только не охраняли арестованных от нападок разъяренной толпы, но и поощряли эту толпу к издевательствам над беззащитными и беспомощными людьми.

Как вспоминал А.И. Веретельник:

«Я был тоже свидетелем следующего факта: с главного вокзала вели партию арестованных в тюрьму “Бригидки”. На Городецкой улице, возле казарм Фердинанда, толпа убила камнями священника. Когда он упал под ударами палок и камней, конвойный солдат толкнул его еще раз изо всей силы прикладом. Солдаты сняли с покойника кандалы. После чего крестьяне, взяв труп на руки, понесли с собой в тюрьму…

Утром 6 августа арестовали и меня. В тюрьме все камеры были переполнены. Спать не было где, приходилось соблюдать очередь. Есть давали раз в сутки. Тюремные надзиратели и полицейские обращались с нами бесчеловечно» .

Далее тот же автор описывает обстоятельства, при которых был арестован сидевший с ним в камере банковский чиновник Н.Островский:

«Он возвращался около 8 часов вечера домой. Какой то человек, увидев его на улице, обратился к проходившему офицеру: “Прикажите арестовать этого господина, он наверное российский шпион; я слышал, как он у парикмахера говорил по русски”. И этих слов проходимца было достаточно, чтобы арестовать ни в чем неповинного человека» .

А вот свидетельства Ивана Рудко из Золочевского повета:

«Во Львове на вокзале построили всех в шеренги. […] Городская толпа, жаждавшая зрелищ и теперь ежедневно собиравшаяся кругом вокзала встретила эшелон неистовым криком и угрозами, готовая арестованных растерзать на месте. Несмотря на присутствие наспевшей конной и пешей полиции и вооруженных солдат, бросала камнями, толкала и била. […]