Любовь Ульянова - Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью. 1880-1905

Стоит в паре слов отметить и достижения предшествующей историографии по отдельным темам, важным в контексте заявленной проблематики. Таким сюжетом является изучение кадрового состава российской бюрократии 25– в частности, образовательного уровня чиновничества 26. Выявленные Д.И. Раскиным и рядом других исследователей принципы комплектования руководящего состава министерств позволяют определить некоторые черты социокультурного и профессионального облика чинов Департамента полиции, а также его отличия от чиновничества в целом. Любопытно изучение нравов политической полиции 27, исходящее из ее противопоставления обществу; в этих работах «противостоящие» стороны предстают как однотипные явления, во многом схожие по психологическому складу участников и методам работы 28.

Важными для исследования являются также биографические работы о значимых фигурах политического сыска (А.М. Гартинг 29, П.Н. Дурново 30, С.В. Зубатов 31, А.А. Лопухин 32, Е.П. Медников 33, Л.А. Ратаев 34, П.И. Рачковский 35и др.) и руководителях Министерства внутренних дел 36.

Историография политической полиции Российской империи часто подспудно отстраивается от вопроса, почему этот государственный институт не смог предотвратить революцию, т. е. а была ли его деятельность эффективной. В советской литературе ответ сводился к разным вариациям на тему «загнивающего самодержавия» в целом 37. В современной историографии одни отмечают, что период с момента создания Департамента полиции был самым эффективным в истории политического сыска, несмотря на определенные противоречия в его внутренней структуре и управленческих принципах 38, другие же считают, что политическая полиция не являлась в достаточной степени эффективной структурой для предотвращения революции 39. В целом литература о политическом сыске «списывает» «вину» за революцию на правительство, не имевшее последовательного курса, а не на Департамент полиции 40.

Вообще, революционное движение нередко рассматривается как отправная точка для развития системы политическогосыска. Так, Особый отдел в 1898 г. и охранные отделения в 1902 г. появились вследствие нарастания революционных настроений 41, З.И. Перегудова, например, пишет о создании Особого отдела: «Подавляющее большинство документов, поступающих в отдел… было связано с выступлением студентов, созданием и деятельностью социал-демократической партии и партии социал-революционеров, нарастающим рабочим движением» 42.

Именно в отношении революционного движения лучше всего исследованы карательные возможности политического сыска 43, которые естественным образом в первую очередь изучались в советской литературе, из них наибольшее значение, пожалуй, для моей темы имеют работы Н.А. Троицкого, в которых содержится подробный количественный анализ так называемых «политических дел» 44. Подробно исследованы способы получения информации о революционерах – наружное наблюдение 45, перлюстрация 46, секретная агентура (их имена, биографии, взгляды, численность и затраты на них политической полиции) 47. Вызывает удивление, когда в таком щепетильном вопросе как секретная агентура авторы не подтверждают свое мнение ссылкой на источники 48, что иногда компенсируется ссылкой на литературу 49. Практически не вызывает разногласий в историографии оценка секретной агентуры как основного оружия политической полиции в «борьбе» с революционерами 50.

Помимо приоритетного внимания к революционерам в литературе о политической полиции, стоит отметить, что существует и определенный хронологический дисбаланс: исследовательский интерес сосредоточен на событиях с 1902 и особенно с 1905–1907 гг. Причина этого заключается в том, что в 1902 г., а затем, начиная с 1906 г., в политической полиции были проведены крупные реформы, формировавшие системные начала в ее деятельности 51. При этом сами авторы распространяют свои изыскания на весь период существования Департамента полиции (1880–1917). Эта черта наиболее свойственна постреволюционным работам, в которых вообще не обращалось внимания на хронологию, хотя в подавляющем большинстве случаев речь шла о времени, непосредственно предшествовавшем 1917 г. 52Подобный хронологический дисбаланс свойственен и некоторым советским и постсоветским исследованиям 53. Так, Д.И. Шинджикашвили утверждает, что «каждый сотрудник работал с определенным жандармским офицером… Кроме того, личность агента хорошо была известна начальникам охранных отделений. Третьим, кто знал секретного агента, был Департамент полиции» 54. В действительности, такая система существовала до 1907 г., до времени, когда был введен новый порядок: секретный агент был известен только ведущему сотруднику 55. Определенным историографическим исключением является книга З.И. Перегудовой, в которой развитие системы политического сыска во многом впервые четко соотнесено с хронологией. Однако и ее исследовательский интерес сосредотачивается на периоде с 1902 г. 56

В данной работе была сделана попытка избежать хронологического дисбаланса, хотя это оказалось затруднительным по той причине, что в разные годы интерес к «либерализму» в политической полиции был различным (что хорошо видно по таблицам с терминологической динамикой, приведенным в 4-м параграфе 2-й главы).

Следующий проблемный узел, на котором стоит остановиться, – это терминологически-понятийный аппарат, используемый в литературе, и его применимость в данном исследовании. Парадоксальным образом традиционное, устоявшееся и кажущееся незаменимым словосочетание «политическая полиция» содержит в себе определенное противоречие, т.к., в логике языка бюрократии изучаемой эпохи, к названным выше государственным институтам (Департамент полиции, охранные отделения, губернские жандармские управления) сложно применить определение «политический». Полное название руководящей инстанции политического сыска – Департамент государственной полиции. Законодательно определенные полномочия – «пресечение и предупреждение государственных преступлений и поддержание общественного порядка и спокойствия». Дознания, проводившиеся чинами ГЖУ, назывались «дознаниями о государственных преступлениях». Особое совещание, созданное по «Положению о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия», было направлено на «охранение» именно «государственного порядка и общественного спокойствия».

Говоря другими словами, ни в названии исследуемых структур, ни в официально стоявших перед ними задачах нет «политических слов». В «Уголовном уложении» термин «политические преступления» отсутствовал, речь шла о «государственных преступлениях». Единственный термин, который отсылает к политике, – это «политическая неблагонадежность», использовавшийся на уровне циркуляров еще в самом начале деятельности III отделения, однако стоит обратить внимание, что «неблагонадежность» делилась на «политическую» и «нравственную», и тем и другим занималось III отделение, а за ним – и Департамент полиции, причем нравственная неблагонадежность вызывала даже более пристальное внимание, чем политическая 57. Не вдаваясь сейчас в подробности данного сюжета, выходящего за пределы основной тематики исследования, стоит предположить, что, с формальной точки зрения, в самодержавном государстве, каким была Россия до октября 1905 г., вообще не предполагалось существование «политического» и деятельность власти описывалась не через «политику», а через «управление».