Наталия Семенова - Московские коллекционеры
- Название:Московские коллекционеры
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Молодая гвардия
- Год:2010
- Город:Москва
- ISBN:978-5-235-03319-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Наталия Семенова - Московские коллекционеры краткое содержание
Главные ее герои — Сергей Щукин, Иван Морозов, Илья Остроухов. Но суть этой книги составляют не столько истории большой тройки, сколько вообще особый мир московского купечества. Там все другу другу в той или иной степени родственники, живут рядом, у всех куча детей, которые вместе учатся, в своем кругу женятся, пересекаются в путешествиях и делах. Там каждый со своими тараканами, кто-то сибарит, а кто-то затворник, кто-то бежит от всего русского, как от заразы, а кто-то не может себе помыслить жизни иной, чем московская, кто-то говорит на пяти языках, а кто-то и на русском-то до конца жизни плохо пишет, а собирает безошибочно. Одни сорят деньгами, другие не дадут и лишней полтины. И из круговерти этих характеров и причуд рождаются удивительные собрания. Русские купцы скупают Гогенов и Сезаннов, влюбляются в полотна мало кому нужного и в Париже Матисса, везут Пикассо в не переварившую еще даже импрессионистов Москву, где публика на это искусство смотрит, "kak эскимосы на патефон". Читать об этом русском чуде чрезвычайно увлекательно. Книга просто написана, но ее автору безоговорочно веришь. Академического труда, в такой степени фактологически наполненного, еще нет. Про "искусство и деньги" у нас все еще говорят вполголоса — но не Семенова.
Лиза Бергер
Московские коллекционеры - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
В открытках с видами Москвы Матисс писал друзьям, что не сумел увидеть Le Czar, но путешествием доволен, что погода здесь ужасающая, но жить в Москве шикарно — «здесь кутят с вечера до утра», благодаря чему «у города есть свое лицо и образ, примитивный, совершенно прекрасный и даже немного дикий» (позднее Матисс, правда, писал, что Москва показалась ему «большой азиатской деревней»). Матисс мечтал увидеть настоящую русскую зиму со снегом, но ему не повезло — холода в тот год наступили поздно, и вместо снега все время шел дождь. Зато он увидел иконы. «Я десять лет потратил на искание того, что ваши художники открыли еще в XIV веке. Не вам надо ездить учиться к нам, а нам надо учиться у вас», — любил потом пересказывать Щукин слова Матисса, которые cher maitre произнес, стоя перед иконами в Третьяковской галерее (Остроухов привез француза в галерею и оставил в зале с иконами одного, а через два часа с огромным трудом увел его оттуда). Интервью Матисса, восторгавшегося московскими древностями, поместили все газеты: «Русские не подозревают, какими художественными богатствами они владеют… Ваши соборы прекрасны, величественны. Это монументально и стильно… Иконы — интереснейший образчик примитивной живописи».
Газетчики следили за каждым шагом парижской знаменитости и сообщали о всех светских раутах, на которых побывал художник, «считающийся в Европе современным Рафаэлем». Сведений же о пребывании Матисса в доме Щукина сохранилось досадно мало. А о новой работе, ради которой художник, собственно, и приехал в Москву, никто даже не обмолвился — идею украсить маленькую проходную комнату двухметровыми полотнами Матисс отверг сразу. Поэтому гость только и делал, что осматривал достопримечательности, давал интервью, посещал театры и званые обеды, неизменно становясь героем вечера. «Еще бы, сам Матисс приехал, Матисс, которого они вот уже несколько лет хотят превзойти и не могут, которому они поклоняются и в его исканиях ищут оправдания своему незнанию, его умышленную небрежность рисунка возводят в принцип и поневоле игнорируют его (дивный!) рисунок», — записывала в дневнике вхожая в московскую художественную элиту скульптор-дилетант Людмила Гольд. Андрей Белый вспоминал, как Щукин рассказывал, что Матисс у него «зажился»: «Пьет шампанское, ест осетрины и хвалит иконы; не хочет-де в Париж; всех в "Эстетике" очаровал бородою оранжевой, гладким пробором, пенсне…» Есть у Белого и следующий пассаж: «Говорят, что картину Матисса, выписанную им себе, [Щукин] сам же у себя подмалевал и Матисс-де сделал вид, что этого не заметил».
Несмотря на иронически-гротескный стиль повествования писателя, в действительности так оно и было: Сергей Иванович закрасил «признаки пола» у маленького флейтиста, решив, что так «Музыка» будет выглядеть гораздо пристойней (остальные фигуры сидели, плотно сжав колени, поэтому их тендерная принадлежность определялась с трудом). Сделано это было с разрешения художника, поэтому, когда гость впервые поднимался по лестнице, Щукин сильно нервничал. Его сын Иван Сергеевич рассказвал Беверли Кин, что, взглянув на «Музыку», Матисс лишь вскользь заметил, что «фиговые листочки», в сущности, ничего не меняют (тем более что пол фигуры и так был намечен очень скромно) [57] Эрмитажные реставраторы только в 1988 году удалили это пятно красной краски, оказавшейся просто гуашью
. Что действительно его задело, так это то, как его картины были повешены. Висели они по разным комнатам и вдобавок под сильным наклоном, на манер старых мастеров, да еще и под стеклами. Тут Митисс рассердился не на шутку и заявил, что подобное экспозиционное творчество способно убить не только его живопись, но даже и слона (учитывая, что выражался мэтр по-французски, перевод, возможно не совсем точен). «Анри Матисс… поработил весь дом Щукина и велел ему повесить только свои работы, а остальное отправить на чердак. Щукин мог бы оставить по крайней мере Пи-пи-ка-саса, но Ма-ма-ма-тисс не разрешает», — язвил приятель А. Белого критик и философ Эмилий Метнер.
«Матисс… решил поместить свои произведения в красивую розовую гостиную XVIII века, где прежде так хорошо выглядели Сезанн и Дега. Хотя все картины Матисса большие и не помещаются в простенках между лепными медальонами, Матисс не смущаясь повесил их прямо на медальоны, и наверху рамы закрывают скульптурный карниз. Правда, некоторые nature-morte как предметы — голубые фаянсы или другие, в розовых и зеленых тонах, — очень подходят к розовым диванам; некоторые картины почти повторяют тона материи». В том, что Розовую гостиную аранжировал сам Матисс, была уверена не только автор процитированного письма — сестра скульптора Б. Н. Терновца. У московского критика Якова Тугендхольда тоже создалось впечатление, что «и обои, и ковер, и плафон, и картины — дело рук самого Матисса, его декоративная инсценировка».
Матисс, конечно, дал ряд советов, но год за годом работ становилось больше, их приходилось вешать в два ряда, все плотнее, и делал это все сам Щукин. Сергей Иванович, надо заметить, обладал не только редким «глазом», но и редким талантом развешивать картины; его экспозиционным находкам позавидовал бы любой дизайнер и декоратор. В музыкальном салоне со светлыми серебристыми обоями висели импрессионисты — зеленоватые, жемчужно-розовые, холодно-синие. В столовой с темными шелковыми обоями был устроен «иконостас Гогена», а в Розовой гостиной царил Матисс («Тридцать Матиссов висят в его большом салоне с мебелью XVIII века! И выглядит это чудесно. У человека есть чутье», — написал приятельнице побывавший на Знаменке Василий Кандинский).
Розовая гостиная стала любимым залом Щукина, не раз повторявшего, что зал Матисса для него — «оранжерея ароматная, а иногда и ядовитая, но всегда прекрасных орхидей». Именно так, немного сумбурно, он и выражался. Как жаль, что компьютерные реконструкции не позволяют представить «ядовитость» матиссовской «оранжереи»: бледно-зеленые стены, расписной розовый потолок, вишневый ковер, белая лепнина, бронзовая люстра. Да, еще позолоченные рамы и подлокотники кресел, розовый, с вытканными на нем букетами шелк диванов и… тридцать полотен, горящих синими, малиновыми и изумрудными красками. «Даже не знаешь в точности — что здесь чему "помогает": комната Матиссу или Матисс — комнате, — пытался понять причину очарования гостиной Яков Тугендхольд. — В Розовой гостиной Щукина, может быть, нельзя философствовать, но нельзя и отдаваться чеховским настроениям. Этот полнозвучный перезвон красок, несущийся со стен, эти диссонансы знойно-мажорных и холодно-глубоких, пурпурных и синих цветов — сгоняют апатию, обдают нежащим жаром, бодрым холодом, действуют как веселящий газ и, в общем итоге, дают ощущение жизненной полноты. Здесь, не сходя с "кресла", путешествуешь по полюсам и тропикам чувства; здесь краска — чистая краска, отвлеченная от всякого сюжета, — становится фактором психофизиологической "услады"…»
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: