Александр Фокин - «Коммунизм не за горами». Образы будущего у власти и населения СССР на рубеже 1950–1960-х годов

В целом, можно сказать, что при Н. С. Хрущеве изменялось отношение к колхозникам и аграрному сектору в лучшую сторону. В сельском хозяйстве внедрялся принцип материальной заинтересованности и элементы экономической целесообразности, в частности стали задумываться о себестоимости продукции, на место абсолютных показателей приходили данные об урожайности с гектара или надоя с головы скота, и именно в данный период в сельское хозяйство стали делать инвестиции [123] Н. С. Хрущев (1894–1971): Материалы науч. конф. С. 9–10. . Отход от жесткой директивной практики управления сельским хозяйством, нацеленной исключительно на выжимание необходимых ресурсов, может быть объяснен не только идеологическими установками эпохи строительства коммунизма. Главная цель, которую преследовал Хрущев, — любыми доступными в рамках существующей системы путями повысить эффективность экономики [124] Трофимов А. В. Указ. соч. С. 249. .

В данной работе неоднократно указывалось, что экономика являлась базисом как для всей марксистско-ленинской теории, так и для советского государства. Соединяя насущные потребности жизни общества и государства с идеологическими установками, руководство партии и правительство не могли преодолеть экономического детерминизма. Несмотря на утверждение примата общественных и человеческих интересов, период до 1980-х гг. виделся эпохой создания материально-технической базы коммунизма. За 20 лет параллельно с созданием экономической базы должны были прорасти ростки коммунизма в человеке и общественных отношениях, а полностью расцвести они могли только на основе базы, созданной в период развернутого строительства коммунизма. В своем выступлении на XXII съезде Н. С. Хрущев, апеллируя к словам В. И. Ленина («мы ценим коммунизм только тогда, когда он обоснован экономически»), заявил, что Программа партии дает такое обоснование [125] Материалы XXII съезда КПСС. С. 140. . Более четкую картину будущего, которая отражалась в официальном дискурсе в 1960-х гг., необходимо искать не столько в идеологии, сколько в конкретных экономических показателях, планировавшихся на ближайшие 20 лет.

Определившись с тем, что коммунистические представления могут ярче всего отражаться в запланированных показателях, поскольку экономическое планирование требует четких и конкретных цифр с расчетами и обоснованием, необходимо оговориться, что ниже не планируется исследование истории экономики СССР. Плановые показатели выступают как один из сегментов сложного кода официального советского дискурса, который требует дешифровки. Интерес представляют не сами показатели, а те ментальные образы будущего, которые за ними скрываются. Традиционно «образы будущего» исследователи ищут в сложных текстах, например в художественной литературе, при этом многое ускользает из поля зрения. В значительной степени экономика, плановая или рыночная, строится на попытке сформировать верный «образ будущего». Противостояние биржевых «быков» и «медведей» по своей сути есть противостояние позитивного и негативного «образа будущего». Таким образом, советское планирование есть продукт не только экономики, но и более сложных процессов.

Распространенная позиция, предлагающая интерпретировать Программу партии как документ, изначально не предполагавший исполнения поставленных в нем задач, представляется некорректной. Уверенность в победе коммунизма, как было отмечено выше, служила одним из китов советской мифологической системы, то есть элемент реального планирования будущего должен был присутствовать.

Срок в 20 лет, необходимый для построения коммунизма «в основном», согласно Н. С. Хрущеву, был обозначен в соответствии со строгими научными расчетами [126] Материалы XXII съезда КПСС. С. 140. . Можно утверждать, что и истоки образа будущего лежат в экономических данных, только не предполагаемого будущего, а прошлого. Постановка конкретных сроков построения основ коммунизма не может быть объяснена только желанием политической верхушки мобилизовать население. III Программа была основана на реальном положении дел в стране и мире и не являлась, таким образом, продуктом политической фантазии или новым витком утопизма, основанным на том, что руководству виделось. Скорее, следует согласиться с мыслью Н. Барсукова о том, что в основу «коммунистических иллюзий» Н. С. Хрущева легло пролонгирование достигнутых к концу 1950-х гг. темпов роста производства на 10 и 20 лет вперед [127] Барсуков Н. Указ. соч. С. 82. . Представляется, что советское общество в целом и официальный дискурс в частности функционировали в системе взаимосвязи времен.

Экономические успехи 1950-х гг. были настолько впечатляющими, что не только у советских, но и у множества западных специалистов и политических деятелей сложилось впечатление, что в будущем СССР неизбежно опередит экономику США [128] Ханин Г. И. Указ. соч. С. 78. . В 1951–1960 гг. СССР удерживал ежегодные темпы развития промышленности в 11,8 %. При их сохранении это давало рост промышленности за 20 лет в 6 раз. Сельское хозяйство несколько отставало: в период 1954–1960 гг. оно давало ежегодный прирост в 6,2 %. Тем не менее за 20 лет производство сельскохозяйственной продукции должно было бы увеличиться в 3,5 раза [129] Барсуков Н. Указ. соч. С. 82. . Такие темпы обеспечивали бы выполнение намеченных Программой экономических задач. Еще выигрышней это смотрелось на общемировом фоне, где соревнование систем в условиях «холодной войны» зачастую происходило именно в экономике. Рост ВВП в СССР в целом за весь период 1950-х гг. составил 224 % и многократно превосходил рост в таких странах, как США (133) и Великобритания (127), значительно опережал экономический рост во Франции (158), был выше, чем в ФРГ (217), и лишь незначительно уступал экономическому росту в Японии (253 %). При этом число занятых в производстве людей увеличилось незначительно, а прирост ВВП обеспечивался ростом производительности труда [130] Ханин Г. И. Указ. соч. С. 73–75. . В совокупности с другими обнадеживающими показателями трудно было не воспринять это как сигнал, возвещавший о скором приходе «светлого будущего». Командно-административная система с плановой экономикой демонстрировала устойчивость в экстремальных ситуациях и высокий мобилизационный потенциал, что выступало гарантией движения по намеченному курсу. Несмотря на отказ от практики использования принудительного труда в массовых масштабах, экономический рост, как показано выше, продолжался, только не экстенсивным, а интенсивным методом, с внедрением новой техники, материалов и средств производства.

Президиум ЦК в 1958 г. в связи с разработкой Программы, которая в соответствии с решением XX съезда должна была быть подготовлена с учетом перспективного плана коммунистического строительства, постановил обязать Госплан СССР разработать, с привлечением Госпланов союзных республик, АН СССР и союзных республик, научно-исследовательских и прочих институтов, проект генеральной перспективы развития народного хозяйства Советского Союза на 1959–1975 гг. [131] РГАНИ. Ф. 1. Оп. 4. Д. 10. Л. 79. Несмотря на то что в разработке проекта Программы принимали участие крупнейшие отечественные специалисты, основывавшие свои выводы на реальных цифрах, В. О. Куусинен говорил о недостаточно обоснованных предсказаниях, которые носили несколько агитационный характер, без учета многочисленных экономических факторов, оказывающих влияние на осуществление плана в указанные сроки [132] Там же. Д. 13. Л. 10. . Эта «необоснованность» выступала стимулом к мобилизации населения. «Съезд призовет партию, народ, а народ — горы свернет», — говорилось на XXII съезде КПСС [133] Материалы XXII съезда КПСС. С. 154. . Если бы коммунизм строился сам собой, планомерным наращиванием производства, и его просто надо было немного подождать, то необходимость в заострении внимания населения на «развернутом строительстве коммунизма» отпадала бы.