Джульет Баркер - Азенкур: Генрих V и битва которая прославила Англию

Если иногда было трудно добиться выплаты жалованья, существовали и другие компенсации. Хамфри, герцог Глостерский, получил замок и лордство Ланстефан, которые были конфискованы у валлийского мятежника Генри Гвина, "который был убит при Азенкуре в компании французских противников короля". Поскольку король не мог позволить себе выкупить драгоценности, которые он отдал в залог своему другу Генри лорду Фицхью, он отдал ему во владение все земли, принадлежавшие сыну и наследнику Джона, лорда Ловеллу, во время его несовершеннолетия, чтобы тот мог зачесть доходы в счет жалованья, причитающегося ему и его отряду. Другой королевский рыцарь сэр Гилберт Умфравилль получил ценный пай вместо жалованья за кампанию, а сэр Роланд Лентэйл был награжден паем и брачными правами сына и наследника сэра Джона Мортимера "в благодарность за большие расходы во время последнего путешествия короля". (И наоборот, сэр Уолтер Бошамп и Джон Блэкет, которые, предположительно, получили причитающиеся им деньги, оба преследовались в судах за невозвращение королевских драгоценностей: когда Бошамп не ответил на несколько судебных решений, местному шерифу было приказано конфисковать у него земли в размере их стоимости). [698]

Менее дорогостоящим способом вознаграждения за верную службу, но, тем не менее, очень востребованным и высоко ценимым, было принятие в орден Подвязки. Этот престижный рыцарский орден никогда не мог превышать двадцати шести членов, однако за пять лет после Азенкура тринадцать из новых назначенцев были ветеранами битвы. Пятеро из них — сэр Джон Холланд, Томас, лорд Камойс, командовавший левым крылом, графы Оксфорд и Солсбери и сэр Уильям Харингтон — были приняты только в 1416 году. [699]

Большинство рыцарей и эсквайров не могли стремиться к таким высотам рыцарства, но существовал другой, не менее эффективный способ вознаградить их доблесть. Это было попустительство несанкционированного принятие гербов участниками Азенкура. 2 июня 1417 года Генрих приказал своим шерифам объявить, что никто, "какого бы он ни был сословия, степени или состояния", не должен являться на сборы для участия в новой кампании с гербом, на который он не имел права ни по праву предков, ни по официальному пожалованию, под страхом лишения принятого герба и запрета на участие в экспедиции. Единственное исключение было сделано для "тех, кто носил оружие вместе с нами в битве при Азенкуре". Интерпретация этого положения вызвала много споров, и в течение многих лет считалось, что любой, кто сражался в битве, автоматически возводился в дворянское достоинство. Это породило знаменитые строки Шекспира, в которых Генрих V обещал своим людям перед битвой: "Тот, кто сегодня прольет свою кровь вместе со мной, будет моим братом; будь он даже столь гнусен, этот день смягчит его положение".

Хотя во время Азенкурской кампании несколько эсквайров были посвящены в рыцари, не было никакого массового принятия гербов, и ряды дворянства не пополнились ордами амбициозных лучников, поэтому мы можем смело отбросить эту интерпретацию. Наиболее вероятное объяснение исключения состоит в том, что оно позволяло тем, кто неофициально изменил свой герб в связи с участием в битве, носить его по праву и бессрочно. Джон де Водхауз, например, изменил горностаевый шеврон на своем гербе на золотой (или, по геральдической терминологии), усеянный каплями крови, и позже принял девиз "Азенкур". Сэр Роланд де Ленталь аналогичным образом добавил девиз "Азенкур" на свой герб. Ричард Уоллер в память о пленении Карла Орлеанского добавил герцогский щит к ореховому дереву, которое было его фамильным гербом. [700]

Что касается самого Карла Орлеанского, то он и другие важные французские пленники пережили унижение поражения, пленения и шествия по улицам Лондона на потеху английской публике, после чего были заключены в лондонский Тауэр для ожидания решения короля об их судьбе. Для Артура, графа Ришмона, это было особенно трогательное воссоединение со своей матерью, вдовствующей королевой Жанной, которую он не видел с тех пор, как она покинула Бретань и вышла замуж за Генриха IV, когда ему было десять лет. Ришмону было уже двадцать два года, и, к досаде и огорчению своей матери, он не смог узнать ее среди присутствующих дам, когда его привели ней на аудиенцию. Она тоже, должно быть, с трудом узнала сына, поскольку его лицо было сильно обезображено ранами, полученными при Азенкуре. Встреча не была радостной, и хотя Жанна скрыла свое разочарование, подарив ему одежду и большую сумму денег для распределения среди его товарищей по заключению и стражников, он больше никогда не видел ее в течение семи долгих лет своего плена. [701]

Условия его заключения не были суровыми даже по современным стандартам. Как и подобало их аристократическому статусу, французским пленникам было позволено жить в качестве почетных гостей в домах своих пленителей, они могли свободно ездить верхом, охотиться с собаками и соколами, когда им заблагорассудится. Более высокопоставленным пленникам было разрешено жить в собственных дворцах короля в Элтхэме, Виндзоре и Вестминстере, и им были предоставлены казенные кровати, купленные для их собственного пользования. Их не отделяли и не изолировали, но обычно держали группами или, по крайней мере, позволяли общаться друг с другом. Им даже разрешалось сделать свой плен более комфортным, приведя своих любимых слуг, лошадей и имущество. Так, маршал Бусико делил плен со своим личным духовником, фра Онора Дюраном, и своим парикмахером Жаном Моро, а одним из первых требований герцога Бурбонского было прислать к нему четырех его сокольников. Щедрые суммы были также выделены на их проживание, хотя это было не совсем альтруистично: эти расходы затем добавлялись к выкупу, который они должны были заплатить, чтобы получить свободу. [702]

Только в периоды особой опасности их свобода ограничивалась. В июне 1417 года, когда Генрих собирался во второй раз вторгнуться во Францию, все его французские пленники были временно отправлены в более надежные места заключения в провинциях: Карл Орлеанский был отправлен в замок Понтефракт в Йоркшире (особенно бесчувственный выбор, поскольку в его стенах был убит первый муж его первой жены, Ричард II), маршал Бусико и графы д'Э и Ришмон были переведены в замок Фотерингхей в Нортгемптоншире, а Жорж де Клер, мессир де Торси, и ряд других пленников были доставлены в замки Конви и Корнарвон в северном Уэльсе. Даже в этих более отдаленных местах пленникам обычно разрешали заниматься физическими упражнениями за стенами замка. Когда Карл Орлеанский и маршал Бусико содержались в замке Понтефракт, их тюремщик Роберт Уотертон регулярно разрешал им посещать свое поместье Метли, расположенное в шести милях, где была особенно хорошая охота. Однако в 1419 году, во время кризиса после убийства Иоанна Бесстрашного, появились слухи, что Карл Орлеанский поддерживал связь с шотландским герцогом Олбани, и Генрих быстро пошел на ограничение его привилегий. Ему было запрещено покидать замок при любых обстоятельствах, даже ходить в "Робертов дом или заниматься охотой, ибо лучше пусть он не сидит без охоты, чем мы будем обмануты". [703]