Джульет Баркер - Азенкур: Генрих V и битва которая прославила Англию

Проблема идентификации погибших осложнялась тем, что тела павших систематически подвергались ограблению. Англичане, как и подобало победителям, лишали убитых всех ценностей, включая доспехи, украшения и одежду. Это были законные военные призы, часть из которых должна была быть сохранена — особенно оружие и доспехи, которые должны были заменить потерянные или поврежденные, — но большая часть должна была быть продана с выгодой. Взять нужно было так много, что Генрих, постоянно помня о возможности французской атаки или засады на дороге, забеспокоился, что его люди перегружают себя, и отдал приказ, чтобы никто не приобретал больше, чем нужно для себя. [632]

После того, как англичане закончили сбор трофеев, трупы были вторично осквернены местными жителями, которые буквально раздели их догола. "Однако ни один из них, прославленный или выдающийся, к нашему отъезду не имел больше покровов, кроме тех, которыми природа наделила его, когда он впервые увидел свет", — отмечал капеллан. [633]

Это было больше, чем обычная благочестивая банальность о том, что все люди равны по рождению. Без своих знамен, вымпелов, сюрко или гербов герольды и другие эксперты по гербам не могли определить, кто именно был убит. После того как с них также снимали доспехи и одежду, невозможно было даже отличить дворянина от горожанина-ополченца.

Идентификация погибших осложнялась тем, что многие из них получили ранения в голову и лицо. В одной из хроник утверждается, что из пяти или шести сотен погибших бретонцев удалось опознать только восемнадцать, "потому что все остальные были так изрезаны, что никто не мог их узнать". Отчасти это объяснялось характером битвы: стрелы были нацелены главным образом в забрала приближающегося врага, и те воины, которые падали в давке и грязи, были убиты лучниками, которые поднимали их забрала, когда они лежали беспомощными, и кололи их своими кинжалами или наносили удары свинцовыми молотами. Некоторые из погибших, должно быть, также были пленниками, которых Генрих приказал казнить, вовремя сражения. Опять же, ранения в голову, скорее всего, были распространенной причиной смерти, поскольку все пленники были без шлемов. Возможно, в этом контексте имеет значение тот факт, что когда тело Антуана, герцога Брабантского, было обнаружено через два дня после битвы, оно лежало обнаженным недалеко от поля боя. У него была рана на голове, но горло также было перерезано. Можно предположить, что он был слишком важным пленником, чтобы быть казненным — но в пылу сражения его импровизированного сюрко было явно недостаточно, чтобы опознать и защитить его. [634]

Местный летописец Руиссовиля также утверждал, что "у короля Англии было 500 человек, хорошо вооруженных, и он послал их среди мертвых, чтобы снять с них гербы и большое количество доспехов. В руках у них были небольшие топоры и другое оружие, и они резали как мертвых, так и живых по лицу, чтобы их нельзя было узнать, даже англичан, которые были мертвы, а также остальных". Хотя он не отличался точностью, его рассказ, возможно, в значительной степени правдив. Лефевр де Сен-Реми также сообщает, что Генрих V приказал собрать все доспехи, сверх того, что его люди могли унести, в одном доме или амбаре, который затем должен был быть подожжен. Хотя можно представить, что многие трупы могли быть изуродованы в процессе снятия доспехов, тем более что это делалось в спешке, это не было целью мероприятия, а лишь сопутствующим фактором. Настоящей целью было предотвратить попадание такого огромного запаса доспехов и оружия в руки врага, что позволило бы ему совершить нападение на тылы английской армии, когда она возобновит свой поход к Кале. [635]

Прежде чем начать этот поход, нужно было решить другие задачи. На поле боя лежало слишком много тел, чтобы англичане могли подумать о христианском погребении их всех; мы даже не знаем, делали ли они это для своих соотечественников. Конечно, трупы некоторых наиболее знатных жертв — в частности, Эдуарда, герцога Йоркского, и Майкла, графа Саффолка — были забраны с поля боя для доставки в Англию. Учитывая длительность транспортировки и отсутствие возможности забальзамировать их или заключить в свинец, чтобы предотвратить гниение, средневековая практика заключалась в расчленении тел и их варке до тех пор, пока плоть не отделялась от костей. Эта прагматичная, но неприятная процедура означала, что затем кости можно было легко перевезти в Англию в простом сундуке или гробу, чтобы со всеми положенными церемониями захоронить их в последнем пристанище. Кто отвечал за выполнение этой жуткой операции, мы не знаем, хотя можем предположить, что в ней, вероятно, участвовали Томас Морстед и его команда хирургов — если они не были слишком заняты уходом за живыми людьми. [636]

Пройдет несколько дней, прежде чем будут похоронены остальные погибшие. Семьи крупных синьоров отправили своих слуг и священников искать на поле боя своих близких. Так были найдены тела герцогов Алансонского, Барского и Брабантского, а также коннетабля д'Альбре, Жака де Шатильона, Галуа де Фужера, архиепископа Сенса и графов Невера и Руси. Даже на этом позднем этапе под грудами трупов все еще находили живых людей. Например, Энглеберт ван Эдинген, мессир де Кестергат, был обнаружен тяжело раненным через три дня после битвы, но, несмотря на то, что его доставили в Сен-Поль, он не поправился и вскоре умер. Было сделано все возможное, чтобы вернуть мертвых на родину для погребения рядом с их предками: тело Филиппа, графа Неверского, было забальзамировано и доставлено в цистерцианское аббатство Элан, недалеко от Мезьера, в Арденнах; труп его брата, герцога Брабантского, был забальзамирован на поле боя и пронесен в официальной похоронной процессии через скорбящие города его герцогства, для прощания в Брюсселе, прежде чем быть похороненным рядом со своей первой женой в Тервюрене. Герцог Алансонский был забальзамирован, чтобы его тело можно было отнести для погребения в церковь аббатства Святого Мартина в Сизе, но его внутренности были захоронены рядом с большим алтарем во францисканской церкви в Хесдине. Гийом де Лонгей, капитан из Дьеппа, был привезен в город и похоронен с почестями в церкви Сен-Жак, вместе с одним из двух сыновей, погибших вместе с ним при Азенкуре; тело второго сына, предположительно, найти не удалось. [637]

Многие другие представители местной знати нашли последнее пристанище в церквях и аббатствах Артуа, Пикардии и Фландрии, где к ним присоединились те, для кого путь домой был слишком далек. Говорят, что в церковные дворы Азенкура и Руиссовилля было доставлено для погребения такое огромное количество тел, что все дальнейшие захоронения там пришлось запретить. Близость двух церквей в Эсдене, расположенных в семи милях от поля боя, означала, что они также получили так много трупов, что были вынуждены прибегнуть к массовым захоронениям. Коннетаблю д'Альбре, вдали от родной Гаскони, было отведено почетное место перед главным алтарем францисканской церкви, но тринадцать других дворян были похоронены в других местах здания, включая двух "синьоров, чьи имена нам неизвестны", которые были похоронены вместе у ступы со святой водой в нефе. Большая церковь аббатства Оси-ле-Муан в Эсдене стала местом последнего упокоения в своих стенах для пятнадцати дворян, включая Жака де Шатильона, его шуринов Ги и Филиппа де ла Рош-Гюйона, которые делили одну могилу, Гишара де Дофине и еще одиннадцати человек. Несмотря на то, что четверо из них, в том числе Галуа де Фужер и "маленький Голландец", сын бальи Руана, были похоронены вместе, места было так мало, что еще двенадцать трупов, среди которых был Симмоне де Моранвилье, бальи Шартра, пришлось похоронить в общей могиле на кладбище за хором. Небольшой компенсацией за такое унижение могло стать то, что их имена и места захоронения были тщательно записаны гербовым королем Монжуа при содействии герольдов Понтьё и Корби, многочисленных придворных, а также слуг тех, кто умер. [638]