Олег Будницкий - Другая Россия. Исследования по истории русской эмиграции

Люди, к счастью — или к несчастью, — редко задумываются о смысле жизни; еще реже об этом пишут. И совсем уж редко пишут откровенно. Среди бумаг Маклакова в Гуверовском институте мне попалось его письмо дочери Толстого, Татьяне Львовне Сухотиной-Толстой, в котором он попытался ответить на прямой вопрос о смысле своего существования.

«Вы спрашиваете, — писал Маклаков, — чем же Вы живете внутренне. Банальными романами, „слюнявым жуирством“, подобием государственной деятельности. Этим вопросом „Вы вмешиваетесь в мою личную жизнь“, как негодовала сестра Саша, когда священник на исповеди у нее спросил, не влюблена ли она».

Тем не менее Маклаков постарался ответить, объяснив предварительно, почему, восхищаясь Толстым, так же как и Христом, он не воспринял его учения:

Да потому, что у меня совсем другая натура, не «религиозная», а настоящая мирская. Толстому был нужен «смысл» жизни, чтобы жить; смерть для него уничтожала смысл жизни, построенной на эгоизме. Меня смерть нисколько не беспокоит. Я не хотел бы умереть «внезапно» и «неожиданно», ибо в предвкушении смерти вижу особенное содержательное наслаждение. В этом отношении я настоящий язычник, и я лучше понимаю Петрония, чем Христиан. Все учение Толстого — это дать смысл земной, конечной жизни; и «принять» его могут только те, кому нужен этот смысл, и которые не нашли его в «вере», в «церкви». А мне этого смысла не нужно; если его не нужно, то никакие рассуждения и логические выкладки не заставят человека в этом смысле нуждаться , как нельзя заставить любить музыку, поэзию или науку.

Маклаков делил всех людей на две неравные части — «праведников» и «спортсменов». «Праведники» ищут смысл жизни и добра, «спортсмены» стремятся к успеху в жизни, и это реальный стимул их деятельности. Себя Маклаков относил к «спортсменам», причем часто менявшим виды «спорта»; кстати, к видам «спорта» он относил, к примеру, «умение всегда быть справедливым» или «сознание принесенной пользы». «В оправдание» своего «спортсменства» он писал, что «свой спорт полагал в похвальных отраслях».

«И я мог бы раньше, — добавлял он, — могу и сейчас зарабатывать большие деньги и стать „жуиром“, по Вашему выражению. Это меня не соблазняет, ибо это было бы самой моей большой спортивной неудачей , моим поражением…» [120] В. А. Маклаков — Т. Л. Сухотиной-Толстой, 8 июля 1931 // HIA. V. Maklakov Collection. 14–11.

В 1917 году Маклаков шутя говорил, что хотел бы быть назначенным «сенатом»; не сенатором — для него это не составило бы труда, а именно «сенатом»: он мог бы следить за соблюдением всех законов [121] См. цитированное выше письмо С. П. Мельгунову; см. также: Алданов М. К 80-летию В. А. Маклакова. С. 21–22. . Идея «законности в русской жизни», гарантом которой хотел стать Маклаков, потерпела в 1917 году поражение; один из ее главных защитников оказался свидетелем торжества силы над правом, государства над личностью у себя на родине, да и в других европейских странах.

Прошло больше 60 лет после смерти Маклакова. Его работы, продукт «мощного, ясного, трезвого и чрезвычайно точного» ума, оказываются все более востребованными на родине. Его культурная позиция, «сочетающая русскость в ее исторических и бытовых проявлениях с традицией западной мысли и цивилизации, суд о России, заключающий в себе и любовь, и критику» [122] Ледницкий В. Вокруг В. А. Маклакова (Личные воспоминания) // Новый журнал. 1959. Кн. 56. С. 223. привлекают все больше внимания и становятся объектом пристального изучения.

Возможно, Маклаков счел бы это своим самым большим «спортивным» достижением.

20 июня 1917 года инженер и ученый Борис Бахметев прибыл во главе российской чрезвычайной миссии в США. Ему было поручено также управление российским посольством в Вашингтоне и присвоен ранг чрезвычайного и полномочного посла. 5 июля 1917 года Бахметев вручил верительные грамоты президенту Вудро Вильсону, превратившись из посла де-факто в посла де-юре. 8 ноября 1917 года, когда в США было получено известие о большевистском перевороте, Бахметев находился в Мемфисе, где должен был произнести очередную речь, направленную на пропаганду усилий России в войне и создание имиджа новой, демократической России в глазах американцев. Бахметев отреагировал на переворот немедленно, заявив, что новая петроградская власть не отражает духа и настроений народа.

Американское правительство, после двухнедельной паузы, подтвердило дипломатический статус Бахметева, признав его истинным представителем России и отказавшись иметь какое-либо дело с большевиками. Это был случай до той поры беспрецедентный — посол представлял уже не существующее правительство. Пять лет Бахметев находился на этом посту, сыграв крупную роль в организации дипломатической и финансовой поддержки антибольшевистского движения, а также оказывая заметное влияние на формирование американской политики по отношению к России; 30 июня 1922 года он ушел в отставку, подав заявление о ней в виде письма на имя государственного секретаря США Чарльза Хьюза. «Своего» правительства, даже «в изгнании», у него по-прежнему не было.

Биография Бахметева, как это ни странно для столь заметной фигуры, не становилась объектом специального изучения историков. Возможно, это объясняется его «пограничным» положением: полжизни он провел в России, полжизни — в Америке. Для советских историков Бахметев длительное время был персоной нон грата, да и его личный архив в Колумбийском университете был для них совершенно недоступен; и советских, и американских историков бывший посол интересовал преимущественно как дипломат. О Бахметеве писали в исследованиях, посвященных внешней политике США, в особенности российско-американским отношениям [124] Schuman F. L. American Policy Toward Russia Since 1917: A Study of Diplomatic History, International Law and Public Opinion. New York, 1928. P. 45–49, 223–229; Thompson J. M. Russia, Bolshevism and the Versailles Peace. Princeton, 1966. P. 62–81, 280–281; Ганелин Р. Ш. Россия и США. 1914–1917. Л., 1969; Он же. Советско-американские отношения в конце 1917 — начале 1918 г. Л., 1975. С. 50–53; Killen L. The Search for a Democratic Russia: Bakhmetev and the United States // Diplomatic History. Vol. 2. No. 3. Summer 1978. P. 237–256; Foglesong D. S. America’s Secret War Against Bolshevism: U. S. Intervention in the Russian Civil War, 1917–1920. Chapel Hill & London, 1996. P. 47–75; и др. . Что же касается остальных периодов его жизни, то о них можно почерпнуть поверхностные и нередко ошибочные сведения в справочных изданиях и некрологах, опубликованных вскоре после его смерти [125] Памяти Б. А. Бахметева // Новый журнал. 1951. Кн. XXVI. С. 252–254; Тимашев Н. С. Б. А. Бахметев // Возрождение. 1952. Тетрадь XIX. С. 199–200; Bakhmeteff Boris Alexander // Who Was Who in America. Chicago, Illinois, 1960. Vol. III. P. 44; Борисов В. Бахметев Борис Александрович // Русское зарубежье: Золотая книга эмиграции: Первая треть ХХ века: Энциклопедический словарь. М., 1997. С. 70–71. .