Николай Карташов - Ватутин

Да было бы мирного времени побольше, возможно, военная промышленность справилась бы с заказами армии. Но его уже практически не осталось. Все тревожнее и тревожнее поступали разведдонесения, чуть ли не ежедневно происходили нарушения границы. В те дни Ватутин работал практически на износ, не зная ни сна и ни покоя. Домой приезжал на несколько часов, а то и вообще оставался ночевать в кабинете.

Не ко времени у Николая Федоровича случился острый приступ аппендицита. Он несколько дней терпел сильные боли, а в результате его прямо из кабинета забрал начальник Центрального военного госпиталя Наркомата обороны СССР П. В. Мандрыка. Он же делал Ватутину операцию. Как потом выяснилось, Мандрыка приходился Николаю Федоровичу почти земляком. Когда Ватутин ещё был мальчишкой, Петр Мандрыка, выпускник Харьковского университета, работал земским врачом в Валуйском уезде, а потом заведовал в здешних краях больницей.

— Зачем же вы, товарищ генерал, терпели такие боли, — как ребёнку высказывал ему Мандрыка. — Хорошо, что всё обошлось без последствий...

Уже через неделю Николай Федорович был снова в строю.

Как раз в середине мая по директиве Генштаба, на разработке которой настаивал именно Ватутин, началось выдвижение ряда армий в районы сосредоточения вблизи западных границ. Всего из внутренних округов страны перебрасывалось 28 дивизий. Жизнь, хотя и катилась ещё по мирным рельсам, но по ним, тяжело грохоча, уже шли один за другим на Запад воинские эшелоны.

«В мае—июне 1941 года, — пишет в своих воспоминаниях А. М. Василевский, — по железной дороге на рубеж рек Западная Двина и Днепр были переброшены 19-я, 21-я и 22-я армии из Северо-Кавказского, Приволжского и Уральского военных округов, 25-й стрелковый корпус из Харьковского военного округа, а также 16-я армия из Забайкальского военного округа на Украину, в состав Киевского особого военного округа. 27 мая Генштаб дал западным приграничным округам указания о строительстве в срочном порядке полевых фронтовых командных пунктов, а 19 июня — вывести на них фронтовые управления Прибалтийского, Западного и Киевского особых военных округов. Управление Одесского округа по ходатайству окружного командования добилось такого разрешения ранее. 12—15 июня этим округам было приказано вывести дивизии, расположенные в глубине округа, ближе к государственной границе. 19 июня эти округа получили приказ маскировать аэродромы, воинские части, парки, склады и базы и рассредоточить самолеты на аэродромах».

Напряжение сохранялось, о чем свидетельствуют другие телеграммы, направляемые в приграничные округа. Вечером 18 июня после получения результатов авиаразведки, подтвердивших, что немецкие войска изготовились для нападения на СССР, из Генштаба ушла телеграмма о приведении в «повышенную боевую готовность» всех оставшихся частей этих округов. Также 18 июня отдельными приказами Генерального штаба, подписанными Ватутиным, округам ставилась задача ускорить движение войск и закончить его к 22—23 июня. О чем оперативные отделы докладывали ежедневно, вплоть до вечера 21 июня.

Далее читаем у Василевского: «В мае — начале июня 1941 года на учебные сборы было призвано из запаса около 800 тыс. человек, и все они были направлены на пополнение войск приграничных западных военных округов и их укрепленных районов... К середине 1941 года общая численность армии и флота достигла более 5 млн человек и была в 2,7 раза больше, чем в 1939 году. Однако полностью провести в жизнь и завершить намеченные мобилизационные и организационные мероприятия не удалось. Сказался здесь и просчет в определении времени возможного нападения гитлеровской Германии на нашу страну, да и экономические возможности страны не позволили выполнить их в сроки, отведенные нам историей. Сыграли, конечно, в этом свою роль и те недочеты, которые были допущены военным руководством при планировании и практическом осуществлении этих мероприятий».

...Субботний день 21 июня близился к концу. Для Ватутина он прошёл, как обычно, в напряженном ритме: совещание у начальника Генштаба, работа с документами, телефонные переговоры с командованием округов и ещё куча других неотложных дел. Массивные часы, стоявшие в углу его просторного кабинета, показывали без четверти восемь. Но домой Николай Федорович не торопился — жена Татьяна Романовна с детьми находилась на отдыхе в санатории в Кисловодске. Поэтому Ватутин планировал быть на службе до поздней ночи. Впрочем, по такому неписаному распорядку Николай Федорович жил все последние месяцы. Ватутин аккуратно сложил в стопку часть прочитанных документов, собираясь положить их в сейф, как затрезвонил телефон. Звонил Жуков.

— Зайди-ка ко мне, — быстро бросил он.

Войдя в кабинет, Николай Федорович сразу обратил внимание на немного озабоченный вид Жукова. Заложив руки за спину, он прохаживался вдоль стола.

— Только что звонил генерал Пуркаев [27] На тот момент генерал-лейтенант М. А. Пуркаев занимал пост начальника штаба Киевского особого военного округа. , — сказал Георгий Константинович. — Сообщил, что к нашим пограничникам перебежал немецкий фельдфебель. Перебежчик утверждает, что их войска уже выходят в исходные районы для наступления, которое начнётся утром 22 июня. Что думаешь, Николай Федорович, по этому поводу?

— Не исключаю, что это уже война, — ответил Ватутин.

— Я тоже такого мнения, — кивнул Жуков. — О перебежчике я доложил Тимошенко, а потом товарищу Сталину. Мне и наркому приказано прибыть в Кремль. Ты тоже едешь с нами, мало ли что потребуется.

Проект директивы о приведении войск в полную боевую готовность и занятии ими позиций для отражения удара противника был заготовлен давно — Николай Федорович постарался. И вот теперь этот документ был как нельзя кстати.

Сталин находился в кабинете один. Неторопливо прохаживаясь по мягкому ковру, он мрачно спросил:

— А не подбросили ли немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? — И направил свой властный взгляд сначала на Тимошенко, потом на Жукова и Ватутина.

Как известно, Сталин всеми силами стремился оттянуть войну. В течение нескольких месяцев он не разрешал военным предпринимать каких-либо мер на Западном и Юго-Западном театре боевых действий. Вождь считал, что любое передвижение советских войск у границ может вызвать раздражение немцев и станет предлогом для начала войны. Вот и сейчас своей волей, как всегда, он опять хотел закрыть этот вопрос.

— Нет, товарищ Сталин, — в пику сталинским словам твердо ответил Семён Константинович. — Обстановка очень серьёзная. Считаем, что перебежчик говорит правду.

— Что будем делать?