Леонтий Травин - Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Точно, князь защищал своих крестьян и не тяготил оброком, но плохо то, что вовсе не занимался он хозяйственною экономией и не служил крестьянам хорошим примером, а из одной доброты вышла потачка злу. Люди стали негодяями, пьяницами, ленивцами, и полно разбирать, как досталась копейка! С того же времени завелось в селе два крестьянских каменных дома, очень примечательных: один тем, что хозяин его, мужик, сам для себя кирпичи выжег, другой — по иной причине. Этого хозяин был сыромятник. Случился раз скотский падеж; он драл с чумного скота кожи, выделывал их под защитой князя, продавал с большим барышом, тем из падали и палаты поставил. Толкуют, будто лишь одному еще человеку, кроме кирпичника, и доставался хлеб честным трудом: старику одному, который выводил голубей и несколько лет сряду возил их в Москву по приказу тогдашнего там большого вельможи (порода и теперь слывет знаменитою).

А запущенное хозяйство и дало себя знать. Зажиточных крестьян не было, напоследок же князю вдруг понадобились деньги. Он прежде всего обратился к своим, назначил выкуп их свободы со всею землей и угодьями за две тысячи пятьсот душ — шестьдесят тысяч, значит, по двадцать четыре рубля за душу; крестьяне и того не могли собрать! У них и подати: коли не поможет князь, частенько приходилось стоять на правеже.

Чем кончилась денежная надобность князя? Разумеется, продажей вотчины. В ту пору людей сбывали без дальних затей, как рабочий скот. Нужны помещику деньги — несколько человек крестьян на базар. Покупать мог всякий свободный, формальных крепостных записей не было, требовалось только письменное свидетельство помещика. И целую вотчину тоже можно было поворотить на базар. На это водились люди вроде маклеров (они же занимались ябедами в судах, водя знакомство с богатыми). Чрез одного такого дельца продана была и вся наша вотчина, не помещику, а богачу из купцов, бывшему тогда в Петербурге откупщиком [115] Откупом называлось предоставление государством частным лицам (с уплатой в казну определенной суммы) права взимания в свою пользу государственных доводов — в данном случае от питейных заведений. питейных сборов, Савве Яковлевичу Собакину (впоследствии с переменой фамилии Яковлеву) [116] Собакин С. Я. (Яковлев; 1712–1784) — заводчик и откупщик. В 1762 г. получил потомственное дворянство. . Слышно было от стариков, что этот Савва Яковлевич вышел из осташковских мещан, служил в Петербурге работником у придворного поставщика зелени, мужчина был красивый, кровь с молоком, здоровый, видный. Умел выйти в люди и пользовался благосклонностью тогдашнего века такого лица, которое имело способ из бобыля сделать богача. Не знаю, счастье ли или способности и природная сметливость, но Савва Яковлевич имел расположение многих знатных господ. Только раз, по одному важному случаю, допущена была в Петербурге на один день безденежная расписка вина по всем питейным заведениям, вроде как бы угощение народу. Откупщик, в надежде на покровителей, и поставь в расчет с казной непомерно уж много будто бы израсходованных им питей, что-то вдвое, чем был у него весь годичный запас: хватил через край, а главное — не поладил с кем следует. Вышел донос, и у Саввы Яковлевича откуп отобрали, а самого выслали из Петербурга.

Неприятно, конечно, но с деньгами везде жить хорошо: вот он и купил нашу княжескую вотчину, да еще приобрел себе в Сибири у Демидова [117] Демидовы — русский дворянский род, происшедший из тульских кузнецов. В начале XVIII в. основали на Урале железоделательное производство. Вероятно, речь идет об одном из представителей третьего поколения этого рода — сыновей Акинфия Никитича Демидова (1678–1745). железные заводы, а потом еще в Ярославле полотняную мануфактуру с мастеровыми людьми до тысячи душ. В Петербурге же и Москве было у него много домов.

До этого времени или после, не знаю, родилось у него пять сыновей и одна дочь: Петр, Иван, Гаврило, Михаил, Сергей. По тогдашнему обычаю богатых людей, сыновей записали на службу, они получали чины, впоследствии вышло им и дворянство. После смерти родоначальника пять сынов (все неженатые) разделили имение на пять частей. Сергею, по службе уже подполковнику, досталось наше село, без окружных деревень (1130 десятин [118] Десятина — русская поземельная мера площади; в 1753 г. была установл «казенная десятина»: 80 х 30 или 60 х 40 сажен — 2400 кв. сажен, или 1,09 га. пахотной земли, 180 лесу и 600 лугов), кроме того, в Сибири железные заводы с душами.

С той поры, как богатый откупщик купил вотчину, жизнь крестьянская пошла иначе. Буйная свобода заменилась рабскою покорностью, за прежнее ото всех посыпались укоры, земские крючки стали беспрестанно наезжать в село по делу и без дела, жить там и кормиться; нет уж былой барской защиты: за все откупайся деньгами! Новый владелец устроил при реке близ села бумажную фабрику, и на работу туда поставил всех, кто неисправно вносит положенный оброк, то есть чуть не всю вотчину. Тогда только старики догадались, что для избавления от тяжкой барщины нужно изыскивать средства приобрести копейку, но пересолили и в другую сторону против прежнего: всякий стал думать только о себе, а предприимчивость новых способов добычи денег ограничил мелочным расчетом, прибегая к тому же ко всяким средствам. С этого, кажется, времени и начали постепенно изменяться нравы наших предков. Старики, сознавая прежнюю ошибку, говорили: «Господь прогневался, и жизнь наша безотрадная за грехи наши». А другие и то прибавляли: «Не за то Бог на нас гнев положил, что при князе вольничали, а за то, что отступились от веры по старым книгам, погубила нас Никоновщина [119] Имеется в виду реформа русской православной церкви, проведенная в середине XVII в. патриархом Никоном (1605–1681) и приведшая к расколу. Ярославские деревни были одним из центров раскола. и сожительство с табачниками». Домашние грамотеи затолковали даже о последних временах, о печати антихристовой и о близком появлении зверя с титлом 666 [120] Имеется в виду рассуждение о «видении зверя» в «Откровении Святого апостола Иоанна»: «Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое число его шестьсот шестьдесят шесть» (Откр. 13:18). . А как тогдашнее духовенство не только не обратило на это состояние голов никакого внимания, но еще приводило крестьян в соблазн своею жизнью, то невежественные толки укрепили раскол во всех почитавших важность христианских обрядов. Суждениями о двуперстном сложении креста и о чтении церковной службы по старым книгам увлеклись все слабые рассудки, особенно женщины, и стали жертвой Пахомыча, который был одним из главных тогдашних наставников раскола (хотя втихомолку придерживался чарочки) и завел в селе моленную [121] И. С. Аксаков, специально исследовавший формы раскола в Ярославской губернии (в 1849–1851 гг.), свидетельствовал об их относительной «безобидности»: «…это старообрядчество состоит в употреблении двуперстного креста, старых икон и т. п. и только…» (Аксаков И. С. Указ. соч. С. 14). .