Леонтий Травин - Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Ночь на 16 апреля мы не спали; чего-то ждали. Мой фургон был совсем готов в дорогу. Наступило утро. Уланы начали приготовлять себе завтрак. У меня в палатке сидел вахмистр, мы пили чай. Было около 8 часов. Вдруг по направлению к Турно послышалась пальба из орудий. Минут через пять прискакал донской казак с приказом, чтобы эскадрон сейчас же отправлялся в Турно. Мой вахмистр опрометью бросился к ротмистру; уланы торопливо садились на коней и съезжались в одно место на улице. Ротмистр прибежал ко мне, как угорелый, прося меня посадить к себе в фургон одну прекрасную особу. Я взял эту спутницу и поспешно выехал. Мы перебрались через реку Голту; эскадрон нас не догонял. «Что бы это значило? Верно, он поскакал ближайшей дорогою», — подумал я. Между тем в Турно, на Дунае, происходила страшная пальба; лес и окрестности наполнились пороховым дымом. Моя спутница от страха не переставала плакать и просто не знала, что с собой поделать. Я погонял лошадей: хотелось быть на месте битвы. Когда фургон мой поднимался на гору к Турно, пальба прекратилась. Оставив на квартире фургон и спутницу, сам поспешил на базарную площадь. Наш эскадрон из Излаз только что пришел. На площадь шли войска с музыкой и песнями. За ними вели пленных турок, которых было 130 человек. Потом везли наших раненых и убитых, в числе всего 58 человек. У турок же, — говорили, — убито и потоплено в Дунае более 1000 человек. После всего солдаты угощаемы были по кружке водки.

В этот же день с частью войск, а в том числе и с уланским эскадроном, мы возвратились в Излазы. У всех только и рассказов и разговоров было, что про сегодняшнюю битву. Мне хотелось узнать: с чего произошла эта самая битва? И узнал, за достоверное, следующее: по распоряжению отрядного командира, генерала Липранди, в Никополь к туркам подослан был фальшивый переметчик с известием, что русские оставили Турно; турки, как любители грабить и жечь беззащитные города и селения и резать мирных жителей, обрадовались этому известию и решили напасть на Турно именно 16 апреля, о чем переметчик известил генерала Липранди. Ночью на помянутое число пехота и артиллерия были действительно выведены из Турно и размещены в засадах, главным образом в лесу, который тянется от Турно до берега Дуная, к которому турки должны были пристать при своей переправе. Турки утром переправились и, как упомянуто, были наказаны жестоко.

В конце апреля войску, расположенному в Излазах, приказано было перейти в селение Одай, в 5 верстах от Турно. 8 мая я отправился в полковой штаб, который стоял в городе Зимнице на Дунае, против турецкого городка Систова; отправился для получения с офицеров долгов, так как в это время им выдавалось жалованье. Надобно было уследить тот именно день, в который раздавалось жалованье; а то случалось так, что на другой день у иного уже ничего не оставалось. Приехал я в Зимнину вечером и узнал, что жалованье еще роздано не было по случаю завтрашнего (Николая Чудотворца) полкового праздника, а будет раздаваться 10 числа. В праздник, поутру, был развод за городом; а вечером — бал у полкового командира. На другой день раздали жалованье, и мне в этот раз так посчастливилось, что почти со всех получил свои долги.

Полагая, что Нассаусский полк постоит еще в здешних местах, я 23 мая поехал в Бухарест за товаром. На возвратном пути, в городе Александрии, узнал, что полк мой из Одай вышел и расположился лагерем в селении Чуланештах (верст 60 от Александрии). Я приехал сюда. Через неделю, именно 12 июня, Нассаусского полка два дивизиона, легкая батарея и несколько донских казаков, под командою полковника Рейсиха, выступили в город Гаешты, который был верстах в 40 от австрийской границы. Я потащился с этим небольшим отрядом. Расположились лагерем. При разъездах казаки достигали иногда до границы и сказывали, что там стояло в лагерях очень много австрийского войска. Наш отряд был осторожен. 17 июля мы оставили Гаешты и шли близ австрийской границы до города Бузеева. Здесь собралась тогда, кажется, вся русская армия в присутствии князя Горчакова. Из Бузеева двинулись на Рымник. Когда армия пришла сюда, то во всех фонтанах города не оказалось воды. Это было очень странно, и скоро разведали, что жители завалили все водопроводы. Разумеется, эти завалы были разысканы и уничтожены. Воды стало в изобилии. От Рымника, с незначительными остановками, двигались на Фокшаны, через реку Серет, потом на г. Текучи и верстах в 15 от Галац, в Волконештах, переправились через реку Прут 26 августа (1854 г.). Тут последовало разделение армии; часть ее, именно Нассаусский полк расположился на квартирах около Сатунова; Бугский уланский полк, под командою генерал-майора Гасферта, направлен был к югу. Я решился торговать при Бугском полку. 29 августа полк этот переправился через Дунай и двинулся к городу Исакче, а отсюда — в Бабадах. Не доходя до последнего 15 верст, расположились лагерем в большой деревне Желави. Я нанял двух работников и начал торговать. Мне приходилось быть больше в разъездах, по случаю покупки товаров, то в Бабадаге, то в Тульчи. Торговля шла у меня не обидно. Однажды — это было в половине сентября — я возвращался из Тульчи с провиантом в свой лагерь. При мне был улан, данный от полка, чтобы сопровождать меня. Приближался вечер. Хотя на дороге нам и встретилась небольшая болгарская деревня, но мы не решились ночевать в ней, боясь, как бы нас не обокрали. Солнце уже закатилось. Дорога пролегала лесом. Пошел сильный холодный дождь. Темнота — ужасная. По едва проходимой грязи я шел впереди лошадей и разыскивал дорогу. Дождь не переставал; лошади едва двигались. К довершению несчастия, мы как будто сбились с дороги. Остановили лошадей и стали с уланом думать: что теперь делать? На нас могли наткнуться турки при своих ночных набегах. При всем том мы ничего не могли придумать, кроме того, что надобно в лесу ночевать. О пище нам нечего было заботиться; был и спирт, да в бочке, и достать его мы не находили способа. А надо бы, — не ради себя, но мне жаль было улана, в одной шинели жестоко промокшего и прозябшего. Мы уже хотели выпрягать лошадей, как вдруг впереди заслышали конский топот, который прямо приближался к нам. Мы с уланом так и замерли, — думали, что это турки. Через несколько минут в темноте раздался окрик: «Кто здесь?» Мы обрадовались, и я отвечал, что полковой маркитант. Оказалось, что это были разъездные казаки с офицером. Последний справился: нет ли у меня водки? Я сказал, что в бочке есть спирт, да достать нечем. Офицер послал казака сыскать в лесу бурьянную дудочку. Затем я узнал от него, что мы находимся близ самой дороги, в 5 верстах от лагеря, и что нам стоило бы немного подняться в гору, как показались бы лагерные огни. Скоро казак вернулся с бурьянной дудочкой, посредством которой я довольно легко натянул из бочки спирту и угостил офицера с казаками. Не забыл и моего бедного улана. Казаки поскакали далее, а мы потащились в гору. Дождь перестал; но дул холодный ветер. Не прошло и часу, как мы были в лагере.