Олег Хасянов - Повседневная жизнь советского крестьянства периода позднего сталинизма.1945–1953 гг. [litres с оптимизированной обложкой]

Индивидуальные приусадебные участки колхозников, имевшие значительный вес в производстве, заготовках и потреблении основных сельскохозяйственных продуктов, в формировании совокупных денежных доходов колхозников, исследованы в монографии М.И. Денисевича [122] Денисевич М.Н. Индивидуальные хозяйства на Урале (1930-1985 гг.). Екатеринбург, 1991. . Последний отмечает, что, несмотря на неоднократные попытки административно-экономического давления, ограничения и ликвидации, они проявляли живучесть, эластичность и приспособляемость к внешним воздействиям. Автор выявил ряд факторов, обусловивших высокую экономическую эффективность личных приусадебных хозяйств, в частности: 1) материальный интерес; 2) сохранение чувства хозяина на своем участке земли, соединение в одном лице работника и хозяина; 3) органичное соединение труда со средствами производства; высокая степень саморегуляции как элемента любой саморазвивающейся хозяйственной структуры; 5) относительная свобода в определенные периоды в реализации продукции.

Советский аграрный проект предусматривал не только слом вековых хозяйственных норм крестьянского миропорядка, но и «перевоспитание» крестьян, формирование новых ментальных установок и ценностей сельского населения. В основном данная задача достигалась именно через механизмы налогового бремени – крестьянин должен был думать не о благополучии своей семьи, а заботиться о благополучии государства, выполняя всевозможные трудовые повинности и продовольственные поставки. Проблема эволюции ментальных установок крестьянства в результате социально-политических трансформаций ХХ века, их отражение в социальной памяти сельских жителей рассмотрены в работах И.Е. Козновой. По ее утверждению, советская модернизация разрушила традиционный крестьянский образ жизни, который остался в исторической памяти как идеал [123] Кознова И.Е. ХХ век в социальной памяти российского крестьянства. М.: ИФ РАН, 1999. С. 87; она же. Сталинская эпоха в памяти крестьянства России. М.: РОССПЭН, 2016. 464 с.; она же. Прошлое в народной памяти: проблемы и интерпретации // Проблемы Российского самосознания: историческая память народа. Материалы 12-й Всерос. конф. М.; Махачкала, 2015. С. 198-211. . Потеря земли, продолжает автор, привела к тому, что мечтой нескольких поколений советских крестьян стало желание вырваться из деревни и избавиться от своего крестьянского прошлого. Несмотря на то что к середине 50-х годов повседневное пространство крестьянской культуры все более определялось советскими новациями, в данный период наблюдалось возрождение многих сельских традиций и обрядов, прежде всего религиозных [124] Кознова И.Е. ХХ век в социальной памяти российского крестьянства. М.: ИФ РАН, 1999. С. 110-111. . Религиозность колхозниками не осуждалась. Более того, религиозность, способствовавшая объединению населения в годы Великой Отечественной войны, являлась важнейшим фактором роста национального самосознания и свидетельствовала о неутешительных итогах антицерковной кампании предвоенного периода [125] Чумаченко Т.А. Государство, православная церковь и верующие. 1941-1961 гг. М., 1999; Шкаровский М.В. Нацистская Германия и Православная Церковь (нацистская политика в отношении Православной Церкви и религиозное возрождение на оккупированной территории СССР). М., 2000; он же. Русская Православная Церковь и Советское государство в 1943-1964 годах. От «перемирия» к новой войне. СПб., 1995; он же. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. Государственно-церковные отношения в СССР в 1939-1964 годах. М., 1999; Одинцов М.И. Хождение по мукам // Наука и религия. 1990. № 8. С. 19-20. 1991. № 7. С. 2-3. Перелыгин А.И. Русская Православная Церковь на Орловщине в годы Великой Отечественной войны // Отечественная история. 1995. № 4. С. 126-136; Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Власть и церковь в Восточной Европе. 1944-1953 гг. Документы российских архивов: в 2 т. Т. 1: Власть и церковь в Восточной Европе. 1944-1948 гг. М.: РОССПЭН, 2009; Нуруллаев А.А. Мусульмане Советского Союза в Великой Отечественной войне // Религиозные организации Советского Союза в годы Великой отечественной войны 1941-1945 гг. М., 1995. С. 58; Якунин В.Н. Укрепление положения РПЦ и структура ее управления в 1941-45 гг. // Отечественная история. № 4. 2003. С. 83-934; Смыслов О.С. Богоборцы из НКВД. М.: Вече, 2012. . Исследователи отмечают факт признания государством существования религиозных организаций и снятия ограничений в осуществлении религиозных практик верующих [126] Перелыгин А.И. Русская Православная Церковь в Орловском крае (19171953 гг.): автореф. дис. … канд. ист. наук. Орел, 2009. С. 3. . Историки исследуют не только проблему взаимоотношения церкви и государства, но и вопросы взаимодействия легальных и нелегальных церквей, деятельность подпольных церковных организаций, процесс вовлечения в церковную жизнь нелегальных общин верующих и т. д. Для Е.Ю. Зубковой, которая рассматривала религиозность советского человека как составную часть структуры послевоенных настроений, рост религиозной активности масс является проявлением тягот войны и надеждами на преодоление повседневных трудностей [127] Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. М., 1999. . Постепенное расширение доступа сельского населения к образовательным ресурсам и социокультурным учреждениям позволяет О.М. Вербицкой констатировать факт отхода большей массы сельских жителей от религиозного мировоззрения, за исключением лиц, чья социализация пришлась на довоенный период [128] Вербицкая О.М. Российское крестьянство: от Сталина к Хрущеву. С. 191-202. . Она отмечает, что уже к началу 60-х годов сельская религиозность представляла собой «затухающее» явление. Спад уровня религиозности в колхозной деревне на рубеже 50-60-х годов ХХ в., по мнению А.Л. Беглова, связан не столько с антирелигиозными государственными кампаниями, сколько с миграционными процессами, которые привели к оттоку значительной части сельского населения, являющегося основой сельских приходов [129] Беглов А.Л. В поисках «безгрешных катакомб». Церковное подполье в СССР. М., 2008. С. 231-232. . Т.М. Димони отмечает стремление крестьян европейского севера России использовать религиозные традиции для противовеса властной модернизационной инициативе, вписывая определенные культурно-нравственные элементы, базирующиеся на православном мировоззрении, в систему официальных ценностей [130] Димони Т.М. Духовные традиции крестьянства Европейского Севера России в 1945-1960 гг. (проблема взаимоотношений с властью) // Северная деревня в XX веке: Актуальные проблемы истории / Отв. ред. М.А. Безнин. Вологда, 2000. С. 78-94. . А.Ю. Михайловым были выявлены различия в отношении центральных и сельских органов власти к организационным структурам православной церкви в колхозной деревне в конце 1940-х гг., а именно то, что сельские властные институты не проявляли активности в антирелигиозной деятельности [131] Михайловский А Ю. Провинциальные церковные приходы во второй половине 1940-х гг. // Вопросы истории. 2010. № 6. С. 143-145. . Многие современные исследователи предлагают оценивать циклы религиозной активности и апатии сельского населения, возрождения и угасания религиозных традиций в срезе антицерковной борьбы государства.