Питер Кенез - Полная история Белого движения

В начале июня Временное правительство отправило в отставку Алексеева, поставив на его место генерала Брусилова, который был более всех других генералов оптимистично настроен касательно боеспособности революционной армии. Но ни реформы правительства, ни частые изменения руководящего состава не могли задержать процесс развала армии. Дисциплина ухудшалась, и порой доходило до того, что приказы не выполнялись вообще, а количество дезертиров росло невероятно.

Плохо спланированное наступление, начавшееся 2 июля, стало важной вехой для русской армии. На активные действия частично вдохновила идея, что победа поднимет боевой дух армии. Наступление провалилось по двум причинам: из-за плохого планирования операции, но в основном из-за того, что русские солдаты отказались наступать. После незначительных успехов благодаря численному превосходству войскам вскоре пришлось отступить, и отступление это было стремительным. Временное правительство проиграло. Вместо того чтобы устранить дезорганизацию армии, новое наступление лишь усилило ее.

Отношения между солдатами и офицерами усугублялись. Старая ненависть слуг к господам, крестьян к помещикам вылилась и на офицерство. Ни Советы, ни Временное правительство не агитировали солдат против командования; ненависть не нуждалась в этом. С первых дней революции солдаты не повиновались, а иногда и убивали своих офицеров, таких случаев становилось все больше и больше. Солдаты — крестьяне в форме — видели в своих начальниках уменьшенные копии эксплуататоров, сторонников ужасной войны, препятствие революции, которая должна принести избавление от страданий. Офицеров воспринимали как контрреволюционеров даже до того, как они стали отрицать цели и задачи революции. При таких обстоятельствах большевикам не стоило труда убедить солдат в том, что их командиры хотят возрождения монархии.

Как офицеры могли бороться с этим? Как они могли защитить себя? Чтобы обвинить невежество крестьян, неспособность царя управлять войной, которая принесла столько горечи и страдания России, требовалось четкое понимание сложной политической ситуации и почти святое мученическое принятие несправедливой ненависти солдат. Вместо этого офицеры возложили ответственность за все свои проблемы на Временное правительство и Советы.

Это было нечестно, так как «революционные демократы» были заинтересованы в сохранении армии. Это правда, что идея социализма не сработала, и только идеалисты с абсолютным непониманием армии и войны могли думать, что это сработает. Эти люди хотели заслужить доверие солдат, удовлетворив некоторые их требования. Но сказать, что такие методы были непрактичны, не то же самое, что сказать, будто у офицеров было лучшее решение. Насильственный метод, используемый офицерами с самого начала, был таким же нереальным, как и выполнение требований солдат. Так как если бы офицерам удалось заставить солдат выполнять приказы с самого начала, то Февральская революция не случилась бы. Заблуждения и метания офицерства стали более понятны благодаря делу Корнилова: когда насилие дает такой же маленький результат, как и социалистическая агитация, когда некоторые офицеры последовали за ним, но этого оказалось недостаточно.

Для социалистов революция была настолько важна, насколько была важна победа в войне. Но для двух этих целей нужно было предпринять разные шаги, а социалисты не могли определить приоритеты. Офицеры не понимали дилемму социалистов, для них все, что противоречило интересам войны, считалось предательством. С их точки зрения, позиция большевиков имела столько же смысла, сколько и позиция Керенского. Брусилов писал:

«Я могу понять отношение большевиков, когда они говорят «конец войне», «мир сразу и за любую цену», но я не понимаю тактику социалистов-революционеров и меньшевиков, которые, с одной стороны, хотят уничтожить армию, так как боятся угрозы контрреволюции, что говорит об их непонимании менталитета войск, а с другой — хотят удачного исхода войны».

Сходство во взглядах офицеров и большевиков стало тем фактом, что многие офицеры императорской армии, среди них генерал Брусилов, считали приемлемым присоединиться к Красной армии во время Гражданской войны. После Октябрьской революции многие офицеры стали относиться к большевизму как к угрозе будущему России и в результате присоединились к Белому движению; но, даже сражаясь с армией Ленина, у некоторых из них не развилась ненависть к Ленину и его товарищам. И когда генерал Алексеев написал Брюсу Локкарту весной 1918 года, что он скорее будет сотрудничать с Лениным, чем с Савинковым и Керенским, это не было просто словами.

В революционной обстановке 1917 года было совершенно естественно, что офицеры решили создать свою группу давления; они оказались медлительнее всех остальных группировок из-за того, что действия Совета походили на методы «революционной демократии». Необходимость согласованности действий становилась все более и более очевидной. Она вылилась в национальную офицерскую организацию, что впоследствии превратилось в постоянный институт. Казаки, георгиевские кавалеры и пленные, сбежавшие из вражеских лагерей, также входили в эту группу. Во времена мятежа Корнилова все эти организации его поддерживали, позднее они все сыграли большую роль в формировании Добровольческой армии.

В 1917 году офицеры еще не стали контрреволюционерами, так как не хотели полного возвращения к самодержавию, они лишь отрицали порядок, рожденный революцией. Примером их стали генералы, которые твердо и бескомпромиссно противостояли Временному правительству. Деникин, будущий лидер Белого движения, первый заслужил уважение политиков правительства благодаря своим стремительным действиям. В мае Деникин стал главнокомандующим Западным фронтом, в июле — Юго-Западным. В этой должности он участвовал в совещании в Ставке всех главнокомандующих 19 июля при Керенском. Длинная речь Деникина обо всех изменениях, произошедших в армии в марте, была, возможно, самой смелой и агрессивной. Он хотел отменить основные наказания, которые были введены, не иметь дела с комиссарами, вернуть былую власть офицерам и запретить в армии политическую деятельность. Корнилов, который не смог присутствовать на этой встрече, позднее написал Деникину: «Я прочитал доклад, который вы сделали для Ставки 19 июля, с глубоким и искренним удовлетворением. Я поддерживаю этот доклад обеими руками. Я снимаю перед вами шляпу и восхищаюсь вашей твердостью и смелостью. Я твердо верю, что с помощью Всевышнего мы удачно справимся с задачей перестройки нашей дорогой армии и возвращения ее былой мощи».