Александр Гапоненко - Битва при Молодях. Неизвестные страницы русской истории

Вошедшие вслед за князем опричники перекрестились на образа, поздоровались с хозяевами и назвали себя.

– Наталья, собери гостям на стол, – распорядился Гордей.

Жена встала с сиденья прялки, ловким движением достала ухватом из печи глиняный горшок со щами и поставила его на стол, а затем стала снимать с полки глиняную посуду и расставлять ее на столе.

– Постой, хозяйка, – вмешался Хворостинин. – Мы съестные припасы тоже выставим, нам их с собой в дорогу добрые люди дали.

Он махнул рукой Степану и тот стал вынимать из собранного женой Конона в дорогу холщового мешка копченую свинину, лепешки пшеничного хлеба, сушеную рыбу, лук и чеснок.

Мужчины помолились и сели за стол вечерять. Жена и дочь кузнеца пошли в женский закуток, огороженный занавеской за печью.

Дмитрий Иванович, согревшийся от идущего от печи тепла и от горячих щей, завел застольный разговор.

– Откуда ты, Гордей, отчество мое знаешь? – спросил он.

– Видел, как ты с поляками храбро бился в составе царского полка во время осады Полоцка, – ответил кузнец. – Я тогда в смоленском земском ополчении служил, итальянским пушкарям помогал из осадных орудий по городским стенам бить. Оттуда и оружие у меня осталось.

Великан показал на висевшие на стене самострел, боевой топор и на стоявшую в углу рогатину.

– А что, много в окрестных деревнях мужиков, которые в ополчении служили? – продолжил расспросы князь.

– Да немало, особенно в соседнем селе Преображенье, да в деревнях Бряхино и Богородичное, – ответил Тихон. – Только все мужики с Рождества в тюрьме, куда их смоленский наместник посадил за недоимки.

– Почему же податей не платили? – поинтересовался Хворостинин. – Государству деньги нужны жалование платить служилому люду, что против татар, немцев, литовцев и поляков воюет.

Гордей доел щи, положил в пустую миску деревянную ложку и степенно начал рассказ.

– Коли, Дмитрий Иванович, ты серьезно интересуешься нашими делами, то я расскажу.

Земли у нас своей мало, так мы с мужиками артель учинили и заказы для ливонцев делать наловчились. Преображенские рубили дубы, пилили из них доски и брусья, потом возили в Полоцк, а оттуда, по Западной Двине, на плотах спускали до Риги. Там ливонцы собирали из наших заготовок на верфи корабли, или продавали их дальше – в Данию, Швецию и даже в Англию. Бряхинские мужики – коноплю растили и из нее веревки крутили. Богороднические – лен растили, а их бабы вили из него нитки и ткали материю для парусов. Я ковал гвозди, пластины и другие металлические детали для заморских кораблей.

Мужики меня земским старостой избрали. По полученной от царя уставной грамоте мы установленную в ней сумму налогов между собой сами разверстывали и в казну исправно платили. На пропитание тоже оставалось достаточно.

Как война с немцами началась, так торговля через Ригу пошла на убыль, а после того, как наши войска в заливе возле крепости Динамюнде весь ливонский флот сожгли, так и вовсе остановилась.

Мужики опять землю пахать начали, но таких больших податей, как раньше, платить, конечно, не могли. Вот смоленский наместник всех в тюрьму и посадил. Я кое-как пробавлялся кузнечными работами, и налоги продолжаю платить, но, говорят, он и меня собирается в тюрьму отправить, ведь у нас по налогам круговая порука промеж всех.

Тут в сенях наверху что-то зашумело, вроде бы как даже заговорило нечеловеческим голосом. Степан и Михаил схватились за прислоненные возле лавок сабли, остальные гости тоже напряглись.

– Это мои голуби в сенях под крышей шумят, – с улыбкой заметил Петр, сидевший рядом с отцом за столом. Петр был очень доброжелательно настроен ко всему миру и постоянно улыбался.

– Похлебку что ли из них готовить будешь? – деланно спросил Степан, стараясь скрыть таким образом свою излишнюю настороженность.

– Нет, это почтовые голуби, – ответил подросток. – Я их по весне научу приносить послания куда надо и продам.

– Ты, Петр, может и грамоту знаешь? – продолжил разговор заинтересовавшийся Степан.

– Знаю. Меня ей наш священник Кирилл научил, что в Преображенье в церкви служит. Он еще и счету меня научил, и Закону Божию, – похвалился Петр.

В застольный разговор вступил молчавший до этого Михаил Черный:

– Скажи, Гордей, справедливо ли правит наместник Шуйский?

– Справедливо ли? – переспросил кузнец. – Да вот сам посуди, мил человек. Когда в прошлом году татарский отряд из-под Серпухова до наших мест добрался и стал крестьян в полон брать, то наместник за городскими стенами спрятался. Сотник Огнев хотел со своими стрельцами на басурман напасть и перестрелять их всех, да воевода не разрешил. Тот настаивать стал. И где теперь этот сотник? В тюрьме, с недоимщиками сидит вместе. Что это за недоимка такая желать свой народ от чужеземной напасти уберечь?

– Ты откуда знаешь, что Огнев в тюрьме сидит? – продолжал допытываться Черный, привыкший разбираться в непростых делах о боярских изменах.

– Так я его там видел, когда мужикам хлеб в тюрьму носил, и отцу про то доложил, – с юношеским простодушием выложил Петр.

Гордей, сообразив, что опричники не случайно едут в Смоленск, решил, от греха подальше, переменить тему разговора и сказал сыну:

– Ты, Петр, вместо того, чтобы во взрослый разговор встревать, посмотри, что там со стражей, что в сарае осталась. Надо их тоже покормить.

Косой остановил, вскочившего было Петра, поскольку проверять стражу было его обязанностью, встал, надел полушубок и вышел.

Хворостинин понял ход мысли Старого и решил поддержать его, чтобы не вводить хозяина в расстройство:

– Хватит разговоры разговаривать – пора спать ложиться. Завтра у нас дальняя дорога, а потом дел невпроворот в Смоленске.

Князь стал готовиться ко сну. Он обратился к стоящей в красном углу иконе Божьей Матери, прочитал перед ней положенные вечерние молитвы и перекрестился. Потом пошел вместе с Гордеем в находившуюся за бревенчатой стеной жилую комнату, кинул на указанную хозяином лавку свой овечий тулуп, положил под голову сумку с царской грамотой и подарками, лег, накинул сверху свободную полу тулупа и мгновенно заснул.

Утром Хворостинин проснулся хорошо отдохнувшим и в приподнятом настроении. Не завтракая, путники оделись, собрались и вышли на двор. Метель закончилась, на голубом небе опять ярко светило январское солнце.

– Спасибо тебе за гостеприимство, Гордей! – поблагодарил князь кузнеца, вышедшего проводить ночных гостей на крыльцо. – Увидимся еще!

– Бог даст – увидимся, Дмитрий Иванович! – с достоинством ответил тот.

Князь прошел по хрустящему под ногами снегу к своему аргамаку, которого держал под уздцы Степан, вставил ногу в стремя, ловко вскочил в седло и, не оборачиваясь, поехал в сторону дороги. Маленький опричный отряд потянулся следом за своим командиром.