Владимир Ленин - К двадцатипятилетию первого съезда партии

[291]

такимъ трудомъ и такъ давно добивались русскiе рабочie — ограниченiе рабочаго дня — правительство установило въ одинъ день, однимъ росчеркомъ пера. Всѣ газеты, прислуживающiеся правительству, в одинъ голосъ стали возносить его за такое благодѣянiе. «Вотъ какъ нашъ батюшка-царь заботится о своихъ подданныхъ, — говорили они, — теперь русскимъ рабочимъ не на что жаловаться, имъ даже лучше будетъ житься, чѣмъ заграничнымъ рабочимъ». А министерская газета — «Вѣстникъ Финансовъ» — поспѣшилъ по этому поводу еще разъ повторить, что «правительству одинаково дороги как интересы фабрикантов, такъ и интересы рабочихъ». Посмотримъ же, насколько это вѣрно, посмотрим, съ какой цѣлью правительство издало новый законъ и какое онъ будетъ имѣть значеше для русскихъ рабочихъ.

Было время и не так давно оно было, когда почти каждая рѣчь и каждая книжка, в которыхъ указывался рабочему выходъ изъ его тяжелаго положенiя, — начиналась и кончалась такими словами: «хозяинъ врагъ рабочаго; съ хозяиномъ рабочiй долженъ бороться за улучшеше своего положенiя, онъ долженъ требовать отъ него сокращенiя рабочаго дня, увеличенiя заработной платы и пр.». Это было время, когда русскзй рабочiй видѣлъ передъ собою только своего ближайшаго врага — капиталиста и всѣ свои усилiя направлялъ на борьбу именно съ этимъ врагомъ. Но это время, когда рабочiй боролся толькосо своимъ хозяиномъ, когда онъ зналъ только экономическуюборьбу, — это время для многихъ русскихъ рабочихъ миновало. Теперь настало другое время, стали слышаться другiя рѣчи.

Нѣтъ на свѣтѣ лучшаго учителя, как жизнь. Ничто для человека не бываетъ такъ ясно и понятно, ничто имъ такъ легко не запоминается, какъ то, что онъ изучилъ собственными боками, что онъ испыталъ на самомъ себѣ. И русскимъ рабочимъ жизнь успѣла дать нисколько такихъ уроковъ, которые ихъ многому научили. При первыхъ же попыткахъ борьбы с хозяевами за улучшенiе своего положенiя, pyccкie рабочiе натолкнулись на новаго врага, котораго они раньше и не подозрѣвали. Оказалось, что за спиной фабрикантовъ стоять солдаты, полицейскiе и жандармы, готовые

[292]

по первому приказанiю броситься на рабочихъ. Оказалось, что тысячи чиновниковъ, военныхъ и статскихъ, маленькихъ и большихъ до министровъ включительно готовы, къ услугамъ фабрикантовъ, — готовы по первому ихъ слову и даже не дожидаясь ихъ слова, употребить всѣ мѣры, чтобы подавить всякую попытку борьбы со стороны рабочихъ. Оказалось, наконецъ, что самъ царь, в которомъ народъ до сихъ поръ чтилъ защитника слабыхъ и угнетенныхъ, скрѣпляетъ своею властью и своимъ словомъ всѣ зверства, всѣ притѣсненiя, которые продѣлываются его подчиненными. Все правительство сверху до низу предстало предъ русскимъ рабочимъ, какъ одна враждебная сила, мѣшающая ему идти впередъ по пути къ лучшему будущему. И не только въ открытомъ бою — во время стачекъ или волненiй — приходится ему встрѣчаться съ этой силой. Нѣтъ, она опутываетъ его постоянно: она старается подрѣзать рабочее движенiе въ самомъ корнѣ; она старается, чтобы в среду рабочихъ не проникъ ни одинъ лучъ свѣта, чтобы даже мысль о борьбѣ не возникла въ умѣ рабочаго. Правительство запрещаетъ книги, въ которых разъясняется положенiе рабочихъ, арестуетъ, сажаетъ въ тюрьмы и ссылаетъ людей, которые осмѣливаются указывать рабочимъ на ихъ горькое житье и учить ихъ какъ выбиться изъ безпросвѣтной нужды на широкую и свѣтлую дорогу. Тратя громадныя деньги на содержанiе жандармовъ и шпiоновъ, оно на школы отпускаетъ жалкiе гроши. Да и въ тѣ немногiя школы, которыя имѣются, оно старается насовать побольше поповъ, чтобы поповскимъ духомъ заглушить въ рабочихъ всякую жажду свѣта, научить ихъ страху Божьему и покорности [137] Кто хочетъ подробнѣе познакомиться съ тѣмъ, как угнетает русское правительство рабочихъ, пусть прочтетъ запрещенную книжечку: «Что сдѣлали русскiе цари для народа». .

Нѣсколько лѣтъ горькаго опыта показали передовымъ русскимъ рабочимъ, что до тѣхъ поръ имъ не добиться прочныхъи значительныхъуступокъ отъ капиталистовъ, пока имъ будетъ преграждать путь враждебная сила правительства. Они поняли, что право устраивать союзы и кассы, право устраивать стачки, собираться на собранiя, открыто говорить и писать, все что угодно, —наконецъ, право участвовать въ государственномъ управленiи и въ изданiи законовъ,

[293]

что всѣ эти политическieправа необходимы рабочему для успѣха борьбы с хозяевами, т.-е. для успеха экономическойборьбы. Но вмѣстѣ съ тѣмъ русскiе рабочie поняли, что этихъ правь правительство не дастъ добровольно, что для достиженiя ихъ нужна упорная и трудная борьба. Такимъ образомъ жизнь выдвинула новую задачу для русскихъ рабочихъ — борьбу за свободу союзовъ, стачекъ, собранiй, слова и печати, — наконецъ, борьбу за участiе въ государственномъ управленiи. Политическая свобода стала теперь ближайшимъ требованiемъ русскихъ рабочихъ, а политическая борьба — ихъ насущнѣйшею задачей.

Такимъ образомъ притѣсненiя. и насилiя, которыми правительство старалось подавить рабочее движенiе, принесло русским рабочимъ не одинъ только вредъ, но и пользу. Никто никогда не доказалъ бы русскимъ рабочимъ такъ ясно и убѣдительно, что правительство — ихъ врагъ, какъ это сдѣлало само правительство своей политикой штыковъ и нагаекъ. Подъ громъ выстрѣловъ и подъ свистъ нагаекъ распространялась среди русскихъ рабочихъ мысль о политической свободѣ.

И само правительство, не могло, конечно, не понять, что прѣследованiя представляютъ изъ себя палку о двухъ концахъ, что в то время, как одииъ конецъ бьет рабочихъ, другой роетъ могилу самому правительству. Правительство давно поняло, что кромѣ крутых мѣръ нужны другiя, которыя не раздражали бы рабочихъ, а успокаивали бы ихъ, которыя показывали бы имъ, что правительство — не врагъ имъ, а другъ, и распространяли бы не вражду къ правительству, к преданность ему. Къ этой цѣли могутъ вести, очевидно, мѣры улучшающiя положенiя рабочаго класса, устраняющiя тѣ бѣдствiя и невзгоды, отъ которыхъ онъ страдаетъ и которыя толкаютъ его на борьбу. Такими мѣрами и являются наши фабричные законы. Первые фабричные законы были изданы въ 1882 г. Они ограничивали трудъ жен-щинъ, дѣтей и подростковъ. Затѣмъ въ разное время былъ изданъ цѣлый рядъ другихъ законовъ — о найме рабочихъ, о о штрафахъ и пр. Къ числу этихъ же законовъ относится и новый законъ о длинѣ рабочаго дня на фабрикахъ и заводахъ.

Вы спросите, что можно имѣть противъ такихъ мѣръ, какъ фабричные законы? Развѣ это не самыя разумныя меры,

[294]

какiя только можно придумать для того, чтобы потушить рабочее движенiе? Голодный человѣкъ готовь биться до послѣдней капли крови, чтобы добыть себѣ хлеба. Не лучше ли вмѣсто того, чтобы бить и наказывать его, накормить его до сыта? Тогда безъ всякихъ мѣръ насилiя, онъ перестанетъ кричать. То же самое можно сказать относительно рабочаго движенiя. Нѣтъ лучшаго средства успокоить рабочихъ и навѣки прекратить их борьбу, какъ кореннымъ образомъизмѣнить ихъ положенiе, совершенноустранить то, что вызываетъ ихъ недовольство. Но вотъ бѣда: такая задача совершенно не по плечу нашему правительству. Самодержавное правительство, стремящееся къ коренному улучшенiю положенiя рабочихъ, такъ же немыслимо, какъ немыслимъ мокрый огонь или горящая вода. Что значить кореннымъ образомъ улучшить положенiе рабочихъ? Это значить совершенно уничтожить гнетъ и эксплуатацiю. Это значить дать прежде всего рабочимъ политическую свободу, дать имъ право говорить, писать и читать все, что угодно, призвать ихъ къ участiю въ государственномъ управленiи, позволить имъ самимъ распоряжаться своею судьбою. Можетъ ли самодержавное правительство, которое потому и самодержавно, что хочетъ само держатьвсе въ своихъ рукахъ, — можетъ ли оно добровольно отдать всю свою власть в руки народа? Вѣдь это значило бы для него самому себя убить. Ясно, что оно не только не будетъ само это дѣлать, а наоборотъ, будетъ противъ этого бороться такъ же упорно и отчаянно, какъ борется человѣкъ, защищающiй свою жизнь.