Бэлла Шапиро - Русский всадник в парадигме власти

Обряд символизировал вход Господень в Иерусалим; он понимался как церковное таинство и одновременно народный праздник. История действа происходила из Новгорода, где оно было известно, по крайней мере, с конца XV в. [102] Успенский Б. А. Царь и патриарх: харизма власти в России (Византийская модель и ее русское переосмысление). М., 1998. С. 439–446. Близкое по смыслу шествие проводилось и при поставлении патриарха или митрополита, с тем отличием, что здесь осла вел придворный — это мог быть конюший, боярин или окольничий, который не представлял царя, а только выполнял почетную функцию [103] Там же. С. 458. .

Рассматривая поругание Пимена с точки зрения анти-поведения (обратного, перевернутого поведения), которое у Ивана IV приобрело особенно широкие символические формы [104] Успенский Б. А. Анти-поведение в культуре Древней Руси // Успенский Б. А. Избранные труды. Т. 1. Семиотика истории. Семиотика культуры. М., 1994. С. 466. , «шествие архиепископа на кобыле» приобретает отчетливый смысл развенчания церковного иерарха. Расправа над Пименом стала апогеем новгородского погрома, когда уничтожались материальные ценности, люди [105] Относительно количества жертв погрома не сложилось единого мнения. В «Повести о приходе царя Ивана в Новгород» сообщается, что во время новгородского погрома в Волхове ежедневно в течение пяти недель топили по 1000–1500 человек: «А тот убо день благодарен, коего дни въвергут в воду пятьсот или шестьсот» См.: Зимин А. А. Опричнина Ивана Грозного. С. 299. Однако «имеются также определенные и достоверные сведения, что он приказал убить 12 000 именитых людей, мужчин и храбрых женщин. Что касается до безвестных бедных ремесленников и простого народа, то было их больше 15 000». См.: Таубе И., Крузе Э. Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 136. Псковская летопись говорит о 60 000 жертв, духовник польского посольства Джерио — о 18 000. См.: Шлихтинг А. Краткое сказание о характере и жестоком правлении московского тирана… С. 97. Дж. Горсей определяет число жертв фантастическими 700 000 человек. См.: Горсей Дж. Записки о России. С. 54. В. Б. Кобрин определяет число погибших во время новгородского погрома в пределах 10 000–15 000 человек. См.: Кобрин В. Б. Иван Грозный. М., 1989. С. 81. и святыни. Тиран «вошел в Великий Новгород, во двор к [архи]епископу и отобрал у него все его [имущество]. Были сняты также самые большие колокола, а из церквей забрано все, что ему полюбилось <���…> Каждый день он поднимался и переезжал в другой монастырь <���…> Он приказывал истязать и монахов, и многие из них были убиты. Таких монастырей внутри и вне города было до 300 [106] По другим данным, было разграблено 175 монастырей. См.: Гваньини А. Описание Московии. С. 115. , и ни один из них не был пощажен… Целых шесть недель без перерыва длились ужас и несчастье в этом городе <���…> Ни в городе, ни в монастырях ничего не должно было оставаться; все, что воинские люди не могли увезти с собой, то кидалось в воду или сжигалось» [107] Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. С. 90. . Фактически разгром Новгорода — места, с которым связывались русские традиции священства [108] Успенский Б. А. Царь и патриарх… С. 439. , — приобрел смысл его десакрализации. Тиран выступил как высший судия, который не только уничтожает сакральное пространство, но и конструирует новое [109] Имеется в виду перенос в опричную Слободу святынь Новгорода. .

При более детальном анализе вышеупомянутых кар церковных иерархов становится очевидно, что в обоих случаях десакрализация проводилась с помощью анти-поведения. Так, по некоторым сведениям [110] Чумичева О. В. Иконические перформансы Ивана Грозного. С. 518. , Пимен был посажен верхом опоко — задом наперед, как и митрополит Филипп, которого царь велел, сорвав с него святительские одежды, посадить «на вола опоко» [111] Успенский Б. А. Анти-поведение в культуре Древней Руси. С. 468. .

Анти-поведение и казнь в Страшном суде Ивана IV взаимосвязаны, но само по себе анти-поведение не всегда обозначало казнь или смерть. Так, по легенде позднего времени, когда Грозный показывается в Петровских воротах Пскова верхом на прекрасном аргамаке, местный юродивый Никола Салос едет к нему «на палочке верхом» [112] Иванов С. А. Блаженные похабы: Культурная история юродства. М., 2005. С. 277. . Встречу Николы и тирана 20 февраля 1570 г. называют «самым знаменитым эпизодом из истории русского похабства» [113] Там же. С. 271, 276. . Именно тогда в круг царских казней включается личный конь Ивана IV. Согласно Пискаревскому летописцу, встретившись с царем, Никола потребовал прекратить разграбление города. Юродивый утверждал, что в противном случае Грозному не на чем будет ехать в Москву: «в полон велел имати и грабити всякое сокровище и божество: образы и книги, и колокола, и всякое церковное строение. И прииде к Никуле уродивому. И рече ему Никула: „Не замай, милухне, нас, и не пробудет ты за нас! Поеди, милухне, ранее от нас опять. Не на чом ти бежати!!“ И в то время паде головной аргамак» [114] Пискаревский летописец // ПСРЛ. Т. 34. Постниковский, Пискаревский, Московский и Бельский летописцы. М., 1978. С. 191. .

Позднее легенда несколько изменяется, а в Псковской летописи обрастает подробностями: «Иван Грозный прииде благословитися ко блаженному Николе <���…> блаженный же поучив его много ужасными словесы, еже престати от всякого кровоприлития и не дерзнути же грабити святые божьи церкви. Царь же преже сия глаголя нивочто же вменив приказал снимать колокол с Троицкой церкви — и того же часа паде конь его лутчий по пророчествию святого, и поведаша сия царю, он же ужасен вскоре бежа из града» [115] Иванов С. А. Блаженные похабы. С. 272. . Для современников Ивана IV угроза Николы Салоса имела вполне ясный символический смысл: павший под ним любимый конь не только ведал судьбу [116] Петрухин В. Я. Конь // Славянские древности: этнолингвистический словарь. Т. 2. М., 1999. С. 590–591. , но служил внятным символом потустороннего мира. После смерти царского коня «могущественный тиран, который хотел сожрать целый свет, ушел побитый и пристыженный [117] Иван IV глубоко почитал юродивых: такие события его жизни, как рождение от неплодного Василия III и взятие Казани, якобы были предсказаны именно ими. См.: Иванов С. А. Блаженные похабы. С. 270; Книга степенная царского родословия // ПСРЛ. Т. 21. Ч. 2. СПб., 1913. С. 629. , словно прогнанный врагом» [118] Таубе И., Крузе Э. Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе. С. 137. . Так конь исполняет роль, приписанную ему мифологизированным средневековым сознанием — своей смертью вершит людские судьбы и судьбы народные.

Очевидно, что в культуре позднего русского средневековья образ коня продолжает нести заложенные в него еще на этапе язычества сакральные функции. В эпоху Ивана Грозного, в начале оформления русской концепции царской власти, конь остается символом потустороннего мира: в это время он помещается в особое эсхатологическое пространство, будучи тесно связанным и с фигурой царя-всадника, и с его миссией.