Игорь Бунич - Пятисотлетняя война в России. Книга первая

Намек был на покойного Кулакова.

Андропов немедленно заверил генерального секретаря, что такого человека он уже нашел и готов немедленно представить его товарищам — членам Политбюро.

Старцы удивленно переглянулись и вопросительно уставились на шефа тайной полиции. Кого он имеет в виду?

Андропов назвал Горбачева.

В глазах старцев засветилась симпатия. Фамилия Горбачева ассоциировалась у всех с приятными и полезными неделями наслаждения в элитарных здравницах Ставрополья. Все помнили обходительность, предупредительность, застенчивость и даже некоторую робость тамошнего первого секретаря. И его исключительную молодость. Каждому из них он годился в сыновья. Он не опасен. Его можно брать в Москву. Пусть поднимает сельское хозяйство, раз специалист. (Многие не без основания считают, что секретарствуй Горбачев в любом другом месте, скажем в Воронежском обкоме, Андропову никогда бы не удалось так быстро и просто перетащить его в Москву. Трудно сказать, но если бы Андропов захотел, то перетащил. Весь вопрос в том: захотел бы?).

Вечером 19 сентября 1978 года поезд специального назначения, в котором следовал в Баку генеральный секретарь ЦК КПСС и Председатель Президиума Верховного Совета СССР товарищ Брежнев, сделал неожиданную остановку на железнодорожной станции Минеральные Воды. На оцепленный сотрудниками КГБ перрон курортного городка вышел, опираясь на руку начальника личной охраны генерала　Жарова, сам Леонид Ильич Брежнев, сопровождаемый помощником Константином Черненко. Их встречали Андропов и Горбачев.

Это была историческая встреча. На маленькой северо-кавказской железнодорожной станции сошлись четыре человека, которым суждено было в дальнейшем сменять друг друга на посту главы партии и государства, а одному из них судьба предначертала уничтожить и КПСС, и огромную империю, именуемую Союзом Советских Социалистических Республик. Среди трех совершенно очевидных посредственностей появился гений политической интриги, которых история не знала со времен средневековья.

В течение нескольких минут вопрос о переводе Горбачева в Москву был решен. Пожимая руку молодому ставропольскому секретарю, Брежнев прошамкал: «Сельское хозяйство — это очень важно. Ты специалист. Спаси страну».

«Я спасу страну», — ответил Горбачев, почтительно склоняя голову перед партийным властелином. Родимое пятно на лысеющем лбу Горбачева остановило взгляд генерального секретаря. Но оно было красным, а это было хорошим предзнаменованием…

Брежнев ехал в Баку, чтобы убедиться на деле, как андроповские люди наводят порядок в национальных республиках, с корнем выкорчевывая коррупцию и все мысли о сепаратизме. (Пройдет совсем немного времени и «человек Андропова» Гейдар Алиев, встречавший Брежнева в Баку, попытается даже отколоть от Азербайджана и объявить суверенной Нахичеванскую область. Все устали от дани).

Андропов надеялся, что после визита в Баку Брежнев даст ему «карт-бланш» на проведение по кавказскому образцу подобных же операций в Средней Азии с последующим ударом оттуда по Украине, где непотопляемым сатрапом сидел ставленник Брежнева — Щербицкий.

Всем своим нутром, отточенным в партийных интригах и многолетних смертельных играх на чекистском поприще, Андропов чувствовал, что его час надвигается. И чтобы решительно приблизить этот час, необходимо было без промедлений «тряхануть» огромную империю, вывести ее из спячки и, воспользовавшись дряхлостью партийного руководства, взять все бразды правления в свои руки.

Для этого требовалась та самая чрезвычайная обстановка, на которую надеялся Андропов с самого начала пребывания на посту шефа КГБ, еще когда давал рекомендации на ввод войск в Чехословакию. Струсившие чехи, не пожелавшие ответным огнем накалить обстановку, сорвали его план. Теперь ему предоставлялась новая возможность.

После свержения шаха в Иране, когда к власти пришли исламские фундаменталисты, весь средневосточный регион оказался дестабилизированным. Волны исламского фундаментализма, стремительно распространяясь, накатывались на советские среднеазиатские республики, побуждая тамошнее партийное руководство, по уши погрязшее в воровстве, все более и более думать о разрыве с Москвой и о присоединении к миру ислама.

В республиках умело подогревались националистические и антирусские настроения. Пока без всякого антикоммунизма. Этот потрясенный и разобщенный　регион сам напрашивался на советское вмешательство. Главный стабилизирующий фактор региона — богатый и сильный в военном отношении и еще более сильный своим союзом с США — Иран перестал существовать в крови и хаосе исламской революции. США были объявлены главным врагом ислама, американское посольство в Тегеране разгромлено, но вместе с тем была разгромлена и местная компартия, а ее лидеры публично повешены. Начинались волнения и в Афганистане.

Искус был огромным. Короткий удар через Афганистан по Ирану и Пакистану мгновенно выводил СССР к незамерзающим водам Индийского океана и к мировым запасам нефти.

Короткая победоносная военная операция дала бы, помимо всех других выгод, возможность навести порядок в стране, прервать губящую страну политику разрядки и разных там «хельсинских процессов», уничтожить инакомыслие, прекратить тлетворное влияние Запада, укрепить производственную и бытовую дисциплину, сплотить партию и снова вывести ее на боевой курс под собственным руководством.

Для осуществления этого плана Андропов не видел лучшего места, чем Афганистан.

27 апреля 1978 года в Афганистане произошел коммунистический переворот, который люди Андропова готовили в течение нескольких лет. Демократическое правительство Мухамеда Дауда было свергнуто одной из коммунистических фракций под названием «Демократическая Народная Партия Афганистана», и президентом стал прямой агент Москвы Тараки.

Немедленно последовала массированная экономическая и финансовая помощь из СССР. В Афганистан хлынули тысячи советских «советников». Коммунистическое правительство Тараки, действуя по методике «единственно верного учения», сразу же приступило к расстрелам, сносу мечетей и массовым экспроприациям. Ответом было всенародное восстание.

Только сумасшедший осмелился бы бросить подобный вызов мусульманской стране. Восстание расширялось и скорое падение коммунистического режима становилось предрешенным. Запад никак не реагировал. Там затаили дыхание, чтобы не вспугнуть Москву.

Естественно, в коммунистической верхушке Кабула сразу же началась грызня. 14 сентября 1979 года премьер-министр нового режима Амин пристрелил президента Тараки и объявил президентом самого себя. Тараки был убит в тот момент, когда готовился подписать призыв к Советскому Союзу прислать на помощь войска для усмирения восставшего народа. Амин был против, пытаясь убедить Москву, что ввод войск в Афганистан был бы огромной ошибкой, которая даст только гибельные последствия. Что с восстанием он справится сам. Восстания в Афганистане дело привычное. Недаром еще исконный король Абдулла говаривал: «Афганистан — это улей, где много пчел, а меду нет». Москва просто не понимает обстановку.