Игорь Бунич - Пятисотлетняя война в России. Книга первая

Чувствительные немецкие банкиры и их швейцарские коллеги пытались что-то бурчать о методах добычи денег. Но мы им прямо сказали — не лезьте в наши дела, господа хорошие!» (Одно удовольствие цитировать воспоминания «старых большевиков»).

Пока Ганецкий обрабатывал банкиров, Красин занимался промышленниками. Знаменитый Сименс, потерявший так много собственности в России и жаждавший компенсации, пригласил на встречу с Красиным, по его же собственным словам, «целый полк» магнатов германской индустрии.

Магнаты — люди серьезные и весьма оберегающие свою международную репутацию (в отличие от　менее щепетильных банкиров) — держались настороженно. Они не поленились ознакомиться с досье новоявленного наркома торговли и его слишком явное уголовное прошлое их отнюдь не вдохновило. Но выбирать не приходилось.

Зажатая сухопутными фронтами с суши и английской блокадой с моря, Германия агонизировала, несмотря на то, что ее войска занимали добрую половину Франции на западе и маршировали по Тифлису на восток. Морская торговля прекратилась еще в 1914 г., а гордость Германии и предмет особого обожания Кайзера — Флот открытого моря — сделал за всю войну всего лишь одну робкую попытку сбросить со страны английскую удавку.

Необходимо было возрождение промышленности. А Красин предлагает сырье, причем в количествах, о которых и мечтать уже немцы не смели. Количество предложенного сырья они сверяют с агентурными сводками о наличии запасов стратегического сырья у России на начало 1917 года. О, Боже! Им предлагают вымести под метелку все, что с трудом накапливала русская промышленность в годы великой войны. Можно ли воспринимать это серьезно? Что же это за люди, которые пришли там к власти? Нет ли здесь какого-либо мошенничества? Может ли кто-нибудь подтвердить эти предложения? Пожалуйста! «По всем вопросам, касающимся покупок и продажи товаров Германии, обращаться непосредственно в Генеральное консульство к господину Менжинскому В. Р.», человеку, как говорил Ленин, безупречной репутации…

А в это же время Иоффе и Менжинский, не покладая рук, занимались приемом многочисленных　грузов, идущих сухопутным и морским путем в адрес полпредства и генерального консульства. Некоторые ящики и контейнеры с ходу переправлялись в Швейцарию. Парвус мог быть довольным, если бы знал все. Но знал он далеко не все.

Выскочивший из-под его опеки Ленин вовсе не собирался делиться всеми своими планами с бывшим наставником. Некоторые ящики, увешанные дипломатическими пломбами, содержали вовсе не золото в монетах, слитках, ювелирных украшениях и произведениях искусства, не платину и драгоценные камни, вывозимые большевиками за границу, а неряшливо отпечатанные на немецком языке брошюры и листовки, призывающие рабочих и крестьян Германии привести свою страну в состояние того же кровавого хаоса, в которое уже была приведена Россия. А в некоторых уже были и винтовки.

Страшная бацилла Пятисотлетней войны разрасталась, пытаясь распространить эпидемию на весь мир. «Если представится возможность так же поступить с Германией, как и с Россией, то мы от этого никак не откажемся», — говаривал циник Радек.

А чем же занимался Менжинский и что вынудило его шефа — Дзержинского, бросив дела на Лубянке, неожиданно появиться в Швейцарии. Дело было не только в том, что проворовались Урицкий и Володарский, а, как позднее выяснилось, и Зиновьев. Дело было в том, что Ленина начал тяготить Парвус. Не то, чтобы он претендовал на роль вождя мирового пролетариата или осмеливался теоретически полемизировать с Ильичем в печати (Парвус, естественно, и думать давно забыл о таком маразме, как　«партийная публицистика»), но Ленин никогда не забывал, чем он обязан Парвусу, а равно и в том, какие обязательства он взял, пересекая воюющую Германию в запломбированном вагоне, и не без основания считал Парвуса весьма опасным свидетелем. Кроме того, автором ПЛАНА был Парвус, а поскольку ПЛАН удался, его автором хотелось стать самому Ленину. Но и эта причина была не самой главной.

Главное заключалось в том, что Парвус своей жирной тушей перекрывал все «интимные» контакты с разветвленной системой западных банков, ведя при этом какую-то свою игру и неизвестно, сколько отстегивал в собственный карман. В подвалах Лубянки накопилось достаточное количество старых и опытных финансистов с международным опытом, которые под пыткой (а чаще даже и без пыток) выдали множество глобальных финансовых секретов и связей, позволявших вести дело в обход Германии с гораздо большим размахом, чем предусматривалось Парвусом.

Но это было будущее, а в настоящем Парвус был еще необходим. Поэтому вопрос о его ликвидации хотя и был поднят, но признан несвоевременным и отложен. Чтобы быть совершенно объективным, надо признать, что на том совещании в Кремле 19 июля 1918 г., когда весь мир облетели первые сведения о расстреле Николая II и его семьи, если часто и произносилась фамилия Парвуса, то вовсе не в связи с его ликвидацией, а скорее в связи с его знаменитой репликой «Мало!» и справедливыми замечаниями о бессистемной и бесконтрольной экспроприации (или национализации), т. к. сам Ленин, выкинув свой знаменитый лозунг «Грабь награбленное», признал неуместным в таких призывах применение нерусских слов. Слушали… Постановили…

А затем грянул КРАСНЫЙ ТЕРРОР.

Приказав ликвидировать Урицкого (было за что!) и инсценировав покушение на самого себя, [10] Даже наша официальная история уже близко подошла к разоблачению мифа о «выстреле Каплан в сердце революции». Ленин впервые в истории человечества санкционирует массовое истребление целых групп населения захваченной страны, определив социальные положение обреченных туманным ярлыком «буржуй». [11] Если сравнить эти события с гитлеровским геноцидом против евреев, то надо признать, что нацисты были гораздо гуманнее в собственной стране. Враг был определен четко. Если ты еврей — ты враг, если нет, то нет. Как повезло родиться. Такие же ярлыки как «буржуй», «враг народа», «кулак», «подкулачник» и пр. могли быть навешены на кого угодно и в любом количестве. В этом и заключается главное отличие гения от подражателя, а также массового террора от террора избранного. У Гитлера стояла задача сплотить нацию, у Ленина — уничтожить как можно больше свидетелей, предварительно их обобрав.

Списки потенциальных жертв стали составляться сразу же после переворота, когда по личному приказу Ленина была проведена регистрация по месту жительства лиц, принадлежащих к «богатым классам». Регистрация охватила практически все население страны. Идея Ленина: пусть 90 процентов русского народа погибнет, лишь бы 10 процентов дожило до мировой революции; идея, приводившая в восторг его сообщников, считавших, правда, ее гиперболой, стала осуществляться с невиданным размахом.