Александр Бушков - Величайшие врачеватели России. Летопись исторических медицинских открытий

Когда мальчику минуло одиннадцать, отец отдал его в лучший в Москве частный пансион Кряжева. Стоило это недешево, но деньги были плачены не зря: Кряжев был одним из виднейших московских педагогов, составил и издал несколько учебников по иностранным языкам (сам хорошо владел английским, французским и немецким) и коммерческому делу, переводил книги по естествознанию, одно время был преподавателем, а потом и директором Московского коммерческого училища, пока не открыл в июне 1811 года свой пансион, куда, конечно же, подбирал хороших учителей. В пансионе учили русской и древней истории, математике, географии, русской словесности, учили говорить и читать по-французски, давали кое-какие основы немецкого. «Осечка» получилась лишь с латынью – преподававший ее священник оказался милейшим и добрейшим человеком, но очень скверным учителем (редкость у Княжева).

В пансионе Николай проучился только два года. Потом отец его забрал по грустно-прозаической причине: стало не хватать денег. Дела Пирогова-старшего сильно пошатнулись из-за того, что его помощник бежал из Москвы в неведомом направлении, прихватив немалую сумму казенных денег. Я так и не доискался, отчего так случилось, но возмещать немалый убыток из собственных денег пришлось именно Пирогову…

Юному Николаю грозила унылая карьера мелкого чиновника, но в его судьбу вмешался и определил ее на всю оставшуюся жизнь домашний врач семейства Пироговых, Ефрем Осипович Мухин.

Врач был не из рядовых, и даже самый краткий рассказ о нем отнимет немало времени. Е. О. Мухин (1766–1830) – доктор медицины и хирургии, анатомии, физиологии, судебной медицины и медицинской полиции (что означает последняя научная дисциплина, мне, честное слово, неизвестно). Медицине обучался в Харьковском коллегиуме, работал в военных госпиталях во время очередной русско-турецкой войны, еще при Екатерине преподавал в хирургической школе при Московском военном госпитале, позже защитил докторскую диссертацию в Голицынской больнице, преподавал медико-хирургические науки в Славяно-греко-латинской академии, был профессором анатомии и физиологии в московском отделении Медико-хирургической академии. С 1813 года – профессор Московского университета, где преподавал анатомию, физиологию, токсикологию, судебную медицину и ту самую загадочную «медицинскую полицию» (быть может, так тогда именовали судмедэкспертизу?). Мало того, занимал немаленькие административные посты: декан отделения врачебных наук и заседатель университетского правления. Не слабо, одним словом. Фигура и персона.

Именно Мухин, считая Пирогова весьма способным и определенно питающим симпатии к врачебному искусству, предложил Пирогову-старшему подготовить Николая к поступлению на медицинский факультет Московского университета. Но тому было весьма существенное препятствие: Николаю в то время едва исполнилось четырнадцать, а по тогдашнему университетскому уставу в студенты принимали только с шестнадцати. Однако Мухин заверил, что это препятствие он поможет обойти. В самом деле, при его-то положении в университете…

Называя вещи своими именами, в университет Пирогов попал по чистейшей воды блату. Но именно благодаря этому Россия получила великого хирурга и ученого. И причина не в одном только блате: вступительные экзамены Пирогов выдержал отлично. Экзаменаторы – профессора Мерзляков, Котельницкий и Чумаков – сообщили правлению университета, что, «испытав Николая Пирогова в языках и науках, требуемых от вступающих в университет в звании студента, нашли его способным к слушанию профессорских лекций в сем звании».

Произошло это в ноябре 1824 года. Колоритная деталь эпохи – перед зачислением в студенты Пирогову дали подписать обязательство: «Я, нижеподписавшийся, сим объявляю, что я ни к какой масонской ложе и ни к какому тайному обществу ни внутри империи, ни вне ее не принадлежу и обязываюсь впредь к оным не принадлежать и никаких сношений с ними не иметь. В чем подписуюсь, студент медицинского отделения Николай Пирогов».

В последние годы царствования Александра I бумагу такого содержания обязаны были подписывать все студенты, офицеры и чиновники на государственной службе. К тому времени Александр уже кое-что знал о декабристских обществах и искренне полагал, что сможет с ними справиться посредством таких вот бумажек. Его величество был мастером на всевозможные дурацкие решения, что не раз демонстрировал. Те же декабристы, преспокойно подмахнувши «обязательство», продолжали обсуждать будущий переворот, дискутируя главным образом касаемо одной-единственной темы: посадить свергнутого императора под замок или без лишнего гуманизма пристукнуть к чертовой матери?

В первый же год пребывания в университете Пирогов провел свою первую «операцию», насквозь шутейную. Дело было на Святках, когда православный народ (особенно молодежь) веселится по полной. Вспомнив виденную им в университетской клинике операцию по извлечению камня из мочевого пузыря (в то время их уже научились делать), Пирогов раздобыл где-то бычий пузырь, положил в него кусок мела, отыскал добровольца из соучеников, привязал ему пузырь в промежности, положил на стол, вооружился кухонным ножом (и, как он сам вспоминал, «каким-то еще домашним инструментом») и по всем правилам хирургии вырезал игравший роль камня кусок мела. У присутствующих это представление имело большой успех, но реального хирургического опыта, легко догадаться, Пирогову не прибавило ничуточки.

Эх, как мне хотелось бы написать что-нибудь приятное, вроде: в Московском университете Пирогов старательнейшим образом штудировал все необходимые будущему медику науки, был одним из первых в учебе, подавая пример товарищам, уже тогда мастерски производил вскрытия в «анатомичке»… в общем, описать его учебу в самой превосходной степени.

Увы, это будет категорически несовместимо с исторической правдой, вещью упрямой. Из песни слов не выкинешь: особенными успехами в учебе Пирогов не блистал, никакими достижениями похвастать не мог, а учился спустя рукава. Как ни печально, но это суровый факт…

Тогдашние высшие учебные заведения Министерству просвещения не подчинялись (как, впрочем, и любому другому государственному учреждению) – пользовались широкой автономией и жили по собственным университетским уставам (в составлении одного из них в 1863 году принимал участие и Пирогов, к тому времени известнейший хирург). Отменили этот порядок только во времена Александра III, когда означенные заведения стали форменным рассадником антиправительственной пропаганды, а студенты приобрели большой опыт демонстраций и драк с полицией.

Так что жилось, по собственному признанию Пирогова, «вольготно». Пили, правда, гораздо меньше, чем в последующие десятилетия. Но вот остальное… Лучше всего об этом расскажет сам Пирогов.