Александр Бушков - Величайшие врачеватели России. Летопись исторических медицинских открытий

Анна Вырубова, фрейлина и подруга императрицы, вспоминала: «Чтобы лучше руководить деятельностью лазаретов, императрица решила лично пройти курс сестер милосердия военного времени с двумя старшими Великими княжнами и со мной. Преподавательницей Государыня выбрала княжну Гедройц, женщину-хирурга, заведующую дворцовым госпиталем. Два часа в день занимались с ней и для практики поступали рядовыми хирургическими сестрами в лазарет при Дворцовом госпитале, тотчас приступили к работе – перевязкам, часто тяжело раненных. Стоя с хирургом, Государыня, как каждая операционная сестра, подавала стерилизованные инструменты, вату и бинты, уносила ампутированные руки и ноги, перевязывала гангренозные раны, не гнушаясь ничем и стойко вынося запах и ужасные картины военного госпиталя во время войны».

По многочисленным свидетельствам, характер у доктора Гедройц был жестким. Высокая, грузная, она обычно одевалась по-мужски: женской была только юбка, а все остальное мужское: шляпа, пиджак, галстук. Стрижка тоже была на мужской манер. Голос – чуть ли не бас. Заядлая курильщица, прекрасно играла в бильярд и неплохо стреляла из револьвера.

Дело тут не в экстравагантности. Коли уж мы договорились, что из песни слов не выкинешь, нужно признать: Вера Гедройц была лесбиянкой. «Для порядка» она в свое время вышла замуж за старого знакомого, капитана Белозерова, но почему-то потом всегда скрывала этот брак, насколько удавалось. Что было – то было. Прекрасно известны ее стихи:

Не надо – нет – не разжимай объятий,

не выпускай меня – не надо слов.

Твой поцелуй так жгуче ароматен,

и, как шатер, беззвезден наш альков.

Еще – опять – века изжить в мгновенье,

дай умереть – сама умри со мной.

Ночь молчаливая льет слезы исступленья,

росою звонкою на землю сводит зной.

Вот распахнулись звездные палаты,

в лобзанье слившись жизнию одной,

не надо – нет – не разжимай объятий,

дай умереть! Сама умри со мной!

Ну, что тут скажешь. Мы люди взрослые, и личная жизнь Веры Гедройц, в конце концов, ее личное дело. Среди поэтесс того времени, так называемого Серебряного века, подобные привычки были в большом ходу…

А Вера Гедройц была еще и поэтессой, и автором двух прозаических книг. После Русско-японской издала сборник рассказов «Китайские рассказы». С поэзией шло неровно – первые опыты стихосложения, как вспоминают современники, были откровенно неудачными. И признания в поэтической среде она поначалу не получила. Сам Николай Гумилев в 1910 году в журнале «Аполлон» назвал Гедройц «не поэтом». Потом, правда, дела пошли лучше. Позже Гедройц все-таки приняли в «Цех поэтов» – тогдашнее весьма влиятельное поэтическое объединение. Судачили, что помогло этому то, что Вера Игнатьевна обещала оплатить половину немалой суммы, необходимой для создания журнала «Гиперборей», в котором стали периодически появляться ее стихи.

Однако все не так просто. И не исчерпывает сути. Достаточно прочитать стихотворение Веры Гедройц «Госпиталь».

Квадрат холодный и печальный

среди раскинутых аллей,

куда восток и север дальний

слал с поля битв куски людей.

Где крики, стоны и проклятья

наркоз спокойный прекращал

и непонятные заклятья

сестер улыбкой освещал,

мельканье фонарей неясных,

борьба любви и духов тьмы,

где трех сестер, сестер прекрасных,

всегда привыкли видеть мы.

Молчат таинственные своды,

внутри, как прежде, стон и кровь,

но выжгли огненные годы —

любовь.

Воля ваша, но это все никак не графомания. Это поэзия. Стихи Веры Гедройц появлялись и в других изданиях: «Новый журнал для всех», «Новости теософии», «Северные записки», «Заветы».

В 1913 году под издательской маркой «Цеха поэтов» она издала свою книгу стихов, названную «Век». Один экземпляр этой книги – подаренный великой княжне Татьяне Николаевне, со штампом библиотеки Александровского дворца, – хранится в Нью-йоркской публичной библиотеке. В 1914 году был напечатан цикл поэм Гедройц, стилизованный под народный фольклор.

Стоит упомянуть и еще один интересный случай, когда свой жесткий характер Вера Игнатьевна проявила не где-нибудь, а в столкновении с самим Распутиным. В 1915 году неподалеку от Царского Села случилась железнодорожная катастрофа, при крушении поезда любимица императрицы Анна Вырубова получила тяжелую травму позвоночника (сделавшую ее на всю жизнь калекой) и без сознания была привезена в лазарет. Прибывшая туда вскоре Гедройц узрела, с точки зрения профессионала, сплошное безобразие: у постели Вырубовой стоит совершенно посторонний человек без халата, в грязных сапогах, машет крестом и что-то бормочет над пострадавшей…

Вообще-то Вера Гедройц, к тому времени шесть лет находившаяся при дворе, превосходно должна была знать в лицо Григория Распутина. Но тут уж, надо полагать, взбунтовались ее врачебные навыки… Дочь одного из врачей Вырубовой потом рассказывала: «Мадемуазель Гедройц, с ее большим весом напоминавшая мужчину, была внушительной и решительной женщиной. Видя, что Распутин не собирается выйти из палаты, княжна Вера взяла его за плечи и вытолкнула в коридор, хлопнув дверью перед его носом».

Скажу откровенно, в данном конфликте я отнюдь не на стороне Веры Гедройц, пусть и обладательницы многочисленных дипломов… Безусловно, Распутин обладал какими-то так и оставшимися нам непонятными целительными способностями. Не только впоследствии снимал боли той же Вырубовой, но и успешно лечил цесаревича Алексея, как известно, страдавшего гемофилией, то есть несвертываемостью крови. Болезнь страшная: при любой царапине или ушибе начинается неостановимое кровотечение (или внутреннее кровоизлияние), которое методами «официальной медицины» остановить невозможно. Распутин останавливал. Как ему это удавалось, непонятно до сих пор, но даже его тогдашние ярые недоброжелатели признавали: в случае с гемофилией невозможны любые «фокусы», Распутин и в самом деле неведомым образом делал то, чего врачи делать не могли. Так что тогда, в палате, произошло классическое столкновение «официальной» медицины с неким загадочным народным целительством, берущим начало в глубине неизвестных столетий…

Свержение монархии в феврале 1917 года Вера Игнатьевна (должно быть, из-за былых революционных взглядов) встретила спокойно, но, по свидетельствам современников, все же чисто по-человечески сронила слезинку. Ничего удивительного: убеждения убеждениями, но императрица и ее дочери были ей именно по-человечески близки…

Вскоре она опять ушла на фронт, на этот раз – австро-венгерский. Снова – санитарный поезд. Сначала ее поставили всего-навсего младшим врачом перевязочного отряда, но уже через месяц Вера Гедройц становится старшим врачом, а там и корпусным хирургом 6-й Сибирской стрелковой дивизии (по тогдашним меркам – должность подполковничья). 6 января 1918 года была ранена и эвакуирована в киевский госпиталь. Тут ее деятельная натура вновь дала о себе знать: в 1919 году, уже после взятия Киева Красной армией, Гедройц организовала клинику челюстно-лицевой хирургии. Судя по всему, новая власть не имела к Вере Игнатьевне никаких претензий – в 1921 году ее назначили приват-доцентом кафедры Киевского медицинского института, а в 1929-м – избрали профессором медицины, и она стала заведовать кафедрой.