Ричард Эванс - Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

Нацистам было не по душе конфессиональное разделение Германии, и точно так же, как они добивались единства в светских областях политики, культуры и общества, многие из них хотели, чтобы в стране была единая национальная религия с единой национальной Церковью. По их мнению, при Веймарской республике это разделение, подрывающее национальную волю, было спровоцировано острыми конфликтами в таких вопросах, как образование, социальное обеспечение, смешанные браки и местные крестные ходы [503] Doris L. Bergen, Twisted Cross: The German Christian Movement in the Third Reich (Chapel Hill, N.C., 1996), 101-18; Manfred Kittel, «Konfessioneller Konflikt und politische Kultur in der Weimarer Republik», in Olaf Blaschke (ed.), Konfessionen im Konflikt: Deutschland zwischen 1800 und 1970: ein zweites konfessionelles Zeitalter (Gottingen, 2002), 243-97. . Немецкая евангелическая церковь казалась нацистам практически идеальным средством религиозного объединения немецкого народа. Соединив лютеранскую и кальвинистскую церкви с начала XIX века, евангелическая церковь, в отличие от католической, не клялась в верности никакому институту за пределами самой Германии, такому как папство. В политике они с давних пор придерживались крайне консервативных взглядов. Во время Бисмаркской империи эта церковь успешно исполняла роль орудия государства; король Пруссии, являвшийся также Германским императором, был главой Прусской евангелической церкви и, не скрывая этого, требовал от нее верности учреждениям, организованным в государстве. Немецкие националисты считали Германскую империю протестантским государством и в течение нескольких десятилетий предпринимали соответствующие действия, начиная от преследования католиков Бисмарком в 1870-х годах и заканчивая распространившейся и часто смертельной враждебностью, которую проявляли немецкие войска к католическим священникам во время вторжения во Францию и Бельгию в 1914 году. Немецкое протестантское духовенство представило Первую мировую войну как крестовый поход против католиков во Франции и Бельгии и православных в России, было ясно, что для многих национализм и протестантизм стали двумя сторонами одной идеологической монеты [504] Общий обзор см. в Thomas Nipperdey, Deutsche Geschichte 1866 — 1918 (2 vols., Munich 1990), I: Arbeitswelt und Burgeigeist, 468-507. Более подробно см. в Wolfgang Altgeld, Katholizismus, Protestantismus, Judentum: Uber religiös begründete Gegensätze und nationalreligiose Ideen in der Geschichte des deutschen Nationalismus (Mainz, 1992); у него же «Religion, Denomination and Nationalism in Nineteenth-Century Germany», in Helmut Walser Smith (ed.), Protestants, Catholics and Jews in Germany, 1800 — 1913 (Oxford, 2001), 49-65; Helmut Walser Smith, German Nationalism and Religious Conflict: Culture, Ideology, Politics, 1870 — 1914 (Princeton, N.J., 1995); John Home and Alan Kramer, German Atrocities 1914: A History of Denial (New Haven, 2001), 157-8; Manfred Gailus, Protestantismus und Nationalsozialismus: Studien zur nationalsozialistischen Durchdringung des protestantischen Sozialmilieus in Berlin (Cologne, 2001), 40-51. О религиозных различиях и политике в Веймарской республике см. в Georges Castellan, L’Allemagnede Wfeimar 1918 — 1933 (Paris, 1969), 209-40, которая до сих пор является одним из общих изложений истории Веймарской республики с серьезным отношением к религии. О Дне Потсдама см. в Evans, The Coming of the Third Reich, 350-51. .

Характерным примером того, как в общепринятой традиции немецкого протестантства сочетались патриотизм, милитаризм и религиозность, является берлинский пастор Мартин Нимёллер, родившийся в 1892 году, сам сын лютеранского пастора, но крещенный как кальвинист. Нимёллер стал кадетом на флоте, а затем во время Первой мировой войны служил на подводных лодках, в июне 1918 года он принял командование одной из них. Его военные воспоминания нельзя назвать шедевром, но эти воспоминания, где с таким смаком описывается то, как тонули вражеские торговые корабли, отличались воодушевлением, сравнимым с книгой Эрнста Юнгера «В стальных грозах». Когда, войдя в док в Киле в конце ноября 1918 года, он услышал по радио новость об окончании войны, он, как он сам выразился, почувствовал себя «чужим в своей собственной стране». Не было «ядра, объединяющего людей националистских убеждений», которые противостояли «политическим интриганам этой революции» [505] Martin Niemöller, From U-Boat to Pulpit (London, 1936 [1934]), 143. . Проработав некоторое время на ферме, он пришел к мысли, что ему необходимо внести свой вклад в освобождение народа от духовной катастрофы, которая, по его мнению, его постигла, и он стал учиться на пастора в Вестфалии. Являясь активным членом Немецкого национального студенческого союза, он поддержал неудавшийся Капповский путч в марте 1920 года, направленный на свержение республики. Он помогал финансировать подразделение студенческого добровольческого корпуса из 750 человек для борьбы с Красной армией, сформированного левыми группировками этого района. Позднее он участвовал в деятельности другой военизированной группировки, «Организации Эшерейх». В 1923 году Нимёллер и его братья несли гроб националистского диверсанта Альберта Лео Шлагетера, застреленного французскими войсками в Дюссельдорфе во время оккупации Рура [506] Там же, 180-83, 187; James Bentley, Martin Niemöller (Oxford, 1984), 20-30, 39-40. .

Нельзя было сомневаться в том, что Нимёллер выступал против Веймарской республики, и в том, что он не поддерживал мирного соглашения 1919 года. Но предлагаемый им способ национального обновления был в такой же мере духовным, в какой и политическим. Занявшись в 1923 году работой по помощи в чрезвычайных обстоятельствах, финансируемой государством, в качестве бригадира на железной дороге, чтобы обеспечить средствами к существованию свою семью в условиях невероятной инфляции 1923 года, он вступил в отделение социального обеспечения протестантской церкви, внутреннюю миссию, где многое узнал о социальных проблемах, получил бесценный опыт руководства и установил связи в протестантском сообществе по всей Германии. В 1931 году он стал третьим пастором в Далеме, пригороде Берлина, где стояли роскошные виллы. Что характерно, он уделял равное количество времени прислуге, тем, кто работал в тех поместьях, и богатым, культурным семьям, жившим в этих больших и шикарных виллах. Такие пасторы, как Нимёллер, придерживающиеся четких правых убеждений, но являвшиеся при этом популистами, были в особенности подвержены нацистскому влиянию, и в марте 1933 года Нимёллер проголосовал за Гитлера. Уже в 1931 году в своем обращении по радио он выразил надежду на появление нового национального лидера, а в 1933 году он решил, что такой лидер появился в лице Адольфа Гитлера. В то время в его проповедях периодически вставал вопрос единого, позитивного христианства, к которому призывали нацисты и которое преодолело бы религиозное разделение, столько лет терзавшее Германию. Он вторил заявлению нацистов о том, что евреи при Веймарской республике имели слишком большое влияние. В 1935 году он читал проповеди о губительном влиянии евреев в мировой истории, что, по его мнению, было результатом проклятия, легшего на них после распятия Христа [507] Там же, 42-68. .