Юлия Кантор - Невидимый фронт. Музеи России в 1941–1945 гг.

Первое краткое сообщение о состоянии дворцово-паркового ансамбля Петергофа было сделано бароном фон Кюнсбергом. В нем говорилось, что входящая в состав подразделения группа «Гамбург», которой было поручено изъятие и вывоз находящихся на территории Ленинградской области книг и картографических материалов, уже 28 сентября 1941 г. была в Петергофе. Кюнсберг сообщал Риббентропу, что его подчиненные осмотрели дворцы и обнаружили, что из них уже было все вывезено. К ноябрю 1941 г. появились подробные отчеты о состоянии дворца и парка – после того как несколько сотрудников «Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга» побывали в царских дворцах и подробно описали увиденное [466] ЦДАВО. Ф. 3676. Оп. 1. Д. 148. Л. 1–5; Д. 149. Л. 265–284. . Одним из них был искусствовед из Бонна К.-Х. Эссер, которому с 1941 г. было поручено заниматься вопросами охраны культурных ценностей и памятников на территории Эстонии. Отчет Эссера о поездке к царским дворцам дает четкое представление о масштабах царивших там разрушений и опустошения:

«Главный дворец и все его внутреннее убранство в результате обстрелов полностью выгорели. Остались лишь стены без крыши. Лучше сохранились прилежащие здания и кавалерийские казармы, чье, по всей вероятности, не слишком ценное внутреннее убранство также было практически полностью уничтожено. Однако по сведениям военных частей, довольно часто находятся отдельные предметы интерьера, которые, вероятно, частично были вынесены из этих зданий. Поскольку в нынешних условиях обеспечение сохранности подобных предметов не представлялось возможным и к тому же не уполномоченные к тому структуры уже успели вывезти отсюда ценные предметы, руководство дивизии назначило одного из своих служащих, доцента университета унтер-офицера д-ра Х. Келлера, уполномоченным по вопросам охраны культурных и художественных ценностей. Что касается неправомерного вывоза произведений искусства, то в этой связи примечательно сообщение дивизии о действиях одного лейтенанта военно-морского флота, который, якобы, по какому-то поручению сверху вывез в Берлин целый ряд картин и лишь задним числом под давлением руководства дивизии передал список вывезенных предметов» [467] Там же. Д. 146. Л. 252–253. .

Характерно, что Эссер называл в качестве причины пожара боевые действия и не упоминает версию о том, что Большой дворец был, возможно, сожжен перед приходом немцев советскими войсками. Он отмечал, что систематический вывоз ценных предметов в безопасное место даже не предполагался. В то же время «неуполномоченные структуры» и отдельные лица просто воровали обнаруженные вещи. Некоторые экспонаты и предметы дворцового интерьера обнаруживались позже в расположении частей, расквартированных в окрестностях. Эссер описывал фактическую обстановку, но при этом не говорил о мародерстве со стороны солдат и офицеров вермахта. Намного откровеннее по поводу ситуации в Петергофе высказывался вышеупомянутый Келлер в частных письмах. Келлер, защитивший в свое время докторскую диссертацию по истории искусств, в 1939 г. получил должность внештатного профессора в Мюнхене. Его письма, написанные в годы войны, свидетельствуют о том, что он весьма скептически относился к национал-социалистической идеологии [468] Кур-Королев К., Шмигельт-Ритиг У. Утрата и уничтожение художественных ценностей Петергофа в годы Второй мировой войны. Обзор на основе немецких источников // Дворцы и война: К 100-летию начала Первой мировой войны: сборник статей по материалам научно-практической конференции ГМЗ «Петергоф», 2014 / Проблемы сохранения культурного наследия. XXI в. V. СПб., 2015. С. 184–185. . По поводу своих функций в качестве уполномоченного по вопросам охраны культурных и художественных ценностей он открыто писал в одной из записок своему другу и коллеге д-ру В. Кёрте, что это «отвратительная должность», потому что приходилось отбирать у немецких офицеров иконы и мебель [469] Там же. С. 185. . В целом Келлер отчетливо понимал, что должен был быть на месте месяцем раньше. Тогда, по его словам, возможно, еще можно было бы что-то спасти. А так он приехал в разграбленный и разрушенный Петергоф. 25 ноября 1941 г. он писал жене:

«Будучи, как и Ты, большим ценителем простой мебели в стиле “классицизм”, я более всего сожалею о ее разрушении. Сегодня я видел целый небольшой дворец, заполненный такой мебелью – и ни один предмет не уцелел, за исключением чудесного комода. Зима сурова, а дерево прямо в доме – это так удобно» [470] Там же. .

Несколькими днями позже, 28 ноября 1941 г., он отмечал:

«Общее впечатление остается прежним: меня пригласили сюда на 4 недели позже, чем было нужно. Здесь практически нечего сохранять, особенно тщательно “поработали” всевозможные третьи лица, которые не имеют совершенно никаких полномочий (например, военные корреспонденты), бог знает, кому на пользу» [471] Там же. .

К началу декабря 1941 г. он считал свою работу законченной. От Зольмса к этому периоду указаний он не получал, хотя отчеты отсылал. Так, в частности, он сообщал, что закрытый склад, устроенный в гроте, был взломан с задней стороны через свод, и почти все хранившиеся там вещи были украдены [472] Там же. . Несмотря на отсутствие заданий, Келлеру удалось продлить свое пребывание в Петергофе до начала февраля 1942 г. Те немногие произведения искусства, которые ему удалось найти, он складировал в каменном здании, в котором располагался штаб дивизии. Однако из-за слишком жарко натопленного камина там случился пожар, и дом сгорел, так что, жаловался он в письме, от его «коллекции» осталась «лишь горстка пепла» [473] Там же. .

Г. Вундер, который также был сотрудником «Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга», 21 февраля 1942 г. сообщал:

«По сведениям штабного казначея ф. Мюлендаля, в Григорово в офицерском клубе при штабе 38-й армии находятся такие предметы искусства, как картины, гравюры, ковры, серебро и др., которые, якобы, были вывезены из Петергофского дворца. Среди прочего там были портреты русских генералов. Кроме того, там находилось серебро из Франции и из царских дворцов. Поскольку армейский корпус до этого базировался на территории Петергофа, то есть большая вероятность того, что эти предметы были похищены из пристроек сгоревшего Петергофского дворца» [474] ЦДАВО. Ф. 3676. Оп. 1. Д. 149. Л. 13. URL: http://err.tsdavo.gov.ua/1/stocks/608 25253/60825620/?page=5&mode=documents (дата обращения: 28.08.2017). .

Военный корреспондент Г. Шмидт-Шеедер рассказывал о своей вылазке к павильону «Эрмитаж», находившемуся на территории парка и сильно поврежденному обстрелами. В павильоне он встретил солдата, сидевшего на стуле эпохи «рококо» у приведенной в боевую готовность противотанковой пушки [475] Schmidt-Scheeder G. Reporter der Hцlle: Die Propagandakompanien im 2. Weltkrieg: Erlebnis und Dokumentation. Stuttgart, 1977. S. 259. . В целом обрывочные сведения подтверждают предположение о том, что остававшиеся в Петергофе предметы искусства и интерьера были либо разворованы солдатами и офицерами вермахта, либо использовались для украшения помещений, в которых были расквартированы войска, либо уничтожены. Находки, сделанные после освобождения территории дворцового комплекса, дают основания полагать, что оставшиеся предметы интерьера варварски использовались немецкими военными в быту [476] Зинич М. С. Похищенные сокровища… С. 85–185. .