Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Основными требованиями были: отношение к рабочим как равноправной стороне; выбор рабочими момента начала совещания (странное на непосвященный взгляд требование на самом деле проистекало из сезонного характера вывоза нефти: летом во время навигации забастовка способна была нанести нефтепромышленнику значительно больший урон, чем зимой); свобода собраний и обсуждений; образование выбранными рабочими уполномоченными чего-то вроде постоянно действующего органа на все время совещания; руководство выборами со стороны профессиональных союзов, участие профсоюзов в совещании. Выдвижение этих условий, требование «гарантий» должно было выглядеть заботой об интересах рабочих, но на самом деле служило маскировкой намерения большевиков через профессиональные союзы сохранить за собой участие и возможность влиять на ход переговоров. Большевиков заботило соблюдение собственных интересов под видом защиты рабочих. Понимая это, противная сторона стремилась устроить процедуру так, чтобы разговаривать непосредственно с рабочими, а не с подменяющими их собой революционными интеллигентами.

При этом большевикам приходилось как-то отличать себя от конкурирующих партий, противопоставлять себя не только меньшевикам, но также дашнакам и эсерам, в одних случаях перехватывая их риторику, в других громогласно ее опровергая, притом что по существу позиции и тактика могли различаться не так уж сильно. Это сказалось на эволюции заявленной ими тактики бойкота. Из статьи И. Джугашвили «Надо бойкотировать совещание!», появившейся в газете «Гудок» 29 сентября 1907 г. (в самом начале «совещательной кампании») за подписью «Ко…», явствует, что в его понимании бойкот вовсе не означал отказа от участия в переговорах. Как раз в них предлагалось участвовать активно, чтобы затем сорвать работу самого совещания и любого договора с нефтепромышленниками «до борьбы», то есть не прибегая к забастовке, – это и будет бойкотом (см. док. 46). То есть Коба предлагал использовать повод для пропаганды, но в финале совещание сорвать. Прием этот был изобретен не им, он обсуждался как вариант тактики социал-демократов еще во время избирательной кампании в I Думу: участвовать в выборах для пропаганды и проверки своей популярности, но потом депутатов в Думу не посылать, дабы избежать упрека в сотрудничестве с буржуазией и царизмом. Сравнение лежало на поверхности, возможно, поэтому Джугашвили счел нужным разъяснить, что «ни в коем случае не следует смешивать тактику по отношению к Думе с тактикой по отношению к совещанию», это будто бы совершенно разные вещи, поскольку совещание имеет целью улучшение порядков только на нефтепромыслах, а Дума – во всей стране, и ее судьба определяется всем пролетариатом и крестьянством. Аргументы довольно слабые и рассчитаны, видимо, на предупреждение обвинений в заимствовании тактики, да еще такой, от которой партия уже отказалась, приняв участие в думской работе.

Коба старательно прибегал к разнообразным софизмам, но удивительным образом его статья обнажает устремления профессиональных революционеров, заинтересованных в вовлечении рабочих в свою повестку, навязывании им своих целей и не только не заботившихся о реальном улучшении положения этих рабочих, но прямо его не желавших (ведь зажиточных и защищенных законом рабочих станет значительно сложнее подстрекать на бунт). Вместе с тем такая трактовка бойкота сохраняла возможность для маневра, откладывая выбор: в решающий момент равным образом можно было как отказаться от участия в совещании, так и участвовать в нем. Еще больший простор открывали препирательства относительно «гарантий»: формулируя требования достаточно широко и неопределенно, можно было или объявить о своей победе в переговорах, или возложить ответственность за их срыв на оппонентов, причем не только на нефтепромышленников, но и на представителей прочих партий. Эти лазейки Коба использовал в статье «Перед выборами», напечатанной без подписи (а наличие или отсутствие подписи помогало менять позиции, прикрываясь конспирацией – читатель не был уверен, что это пишет тот же автор) в том же «Гудке» 13 января 1908 г. Начинается статья с громкого заявления, что «господа нефтепромышленники отступили». Затем, впрочем, выясняется, что произошло лишь дозволение профессиональным союзам устраивать собрания на промыслах и заводах, тогда как еще недавно нефтепромышленники были решительно настроены «устранить профессиональные союзы от руководства кампанией». «Мы их заставили признать руководящее значение профессиональных союзов», – заявляет автор и обрушивается с критикой на эсеров и дашнакцаканов, согласившихся на выборы без участия рабочих организаций. Затем он делает не лишенный изящества разворот, как раз и оформляющий смену тактики большевиков: «Слова „совещания“ и „переговоры“ не являются и не должны являться пугалом для рабочих, так же как не боятся рабочие накануне забастовки вести переговоры и предъявлять требования». О бойкоте совещания речь больше не идет. «Мы добьемся и того, что не будет больше сторонников бойкота „во что бы то ни стало“. Совещание, а главное, кампания по совещанию, приемлемо для рабочих, если будут предоставлены необходимые для того условия» [62]. И далее перечисляет эти условия. Статьи И. Джугашвили позволяют понаблюдать за тем, как он вел свою извилистую линию в общей полемике. Он достаточно уверенно и ловко совершил маневр со сменой позиции, так что это выглядело скорее естественным реагированием на развитие ситуации, нежели циничным разворотом. В следующей статье в «Гудке» под названием «Еще о совещании с гарантиями» (3 февраля, без подписи) он уже вовсю насмехался над «бойкотистами эсерами», предлагая им заодно бойкотировать фабрики и заводы как принадлежащие капиталистам [63].

В том же январе С. Шаумян издал брошюру «К „совещанию“ с пятью рабочими гарантиями», где довольно невнятно рассуждал, что вовсе отказаться от совещания будет глупо, ибо любая борьба завершается переговорами, но и «„Совещание“ ради „совещания“ является такой же бессмыслицей, как и борьба ради борьбы» [64]. Включенные в собрание избранных произведений Шаумяна немногие статьи, касающиеся совещания с нефтепромышленниками, не позволяют понять, насколько его позиция отличалась от мнений Кобы; то же можно сказать и о наследии П. А. Джапаридзе [65]. Более откровенно Шаумян высказался в письме находившемуся в эмиграции М. Г. Цхакая от 24 мая 1908 г. Откликаясь на некий сообщенный Цхакая реферат Луначарского, Шаумян сформулировал царившие в Бакинском комитете представления о соотношении партии и профессиональных союзов рабочих. «Между прочим, этот взгляд на партию и союзы мы, бакинцы, разделяем вполне, т. е. о том, что союзы должны постепенно проникаться политикой и социализмом, что должно постепенно произойти слияние всех форм пролетарской борьбы в одно единое целое […] Мне не нравится только выражение, что партия наша существует временно в качестве воспитательной организации и что она перестанет существовать, исчезнет, выполнив свою роль. Мне кажется, что наша партия полнее представляет классовую борьбу, чем союзы, и что если говорить о «временном» существовании и об исчезновении, то скорее это нужно сказать о союзах, поскольку они еще не прониклись социализмом. К социал-демократической партии будут присоединяться союзы, и создастся единая классовая организация пролетариата, ведущая борьбу во всех формах и на всех поприщах» [66]. Как видно, для Степана Шаумяна прекраснодушные мечтания о всеобщем слиянии в социализме очень удобно совмещались с гораздо более на тот момент практичной идеей подчинения профессиональных союзов партии, а в текущих реалиях – Союза нефтепромышленных рабочих социал-демократическим деятелям.