Кэтрин Пикеринг Антонова - Господа Чихачёвы [litres]

В середине XIX века англо-французская модель идеологии домашней жизни широко пропагандировалась в российской периодической печати и дидактической литературе. Эти источники тиражировали образы семейной близости и счастья и рекомендовали девочкам и женщинам сохранять благочестие, чистоту и покорность [617]. Одновременно с этим российская монархия распространяла сходную заимствованную модель домашней жизни, воплощением которой была императрица Александра Федоровна (немка по рождению) – образец для подражания для всех матерей империи. Здесь опять-таки речь шла о сплоченном, связанном узами нежных чувств идеальном семействе, но особое внимание уделялось роли матери, «воплощавшей чистоту, мудрость и самоотверженность, ассоциировавшуюся с воспитанием детей» и тем самым обеспечивавшей «их здоровое нравственное развитие» [618] Wortman R. The Russian Empress as Mother // Family in Imperial Russia: New Lines of Historical Research / Ed. D. L. Ransel. Urbana: University of Illinois Press, 1978. Р. 60–61. . Дневники Чихачёвых показывают, что они жадно поглощали прессу, в которой обсуждались эти вопросы. Андрей был особенно восприимчив к заграничным идеям о домашней жизни. То, что он писал о женщинах, кажется на первый взгляд противоречивым из‐за использования этих заимствованных образов и при этом одобрительного отношения к тому, что у его собственной жены был другой, более широкий круг обязанностей. Однако сам Андрей не отдавал себе отчета в этой непоследовательности. Его идеи основывались на совпадении прочитанного с собственным опытом, и он отбрасывал все то, что не удовлетворяло конкретным потребностям и устоявшимся моделям семейных отношений, принятым в его семье, одновременно отчасти усваивая новый дискурс, чтобы сгладить описания своей жизни. Тем самым миф о материнстве в домашнем кругу и идея отдельных сфер жизни существовали бок о бок с его личной трактовкой роли матери как родительницы, обеспечивающей материальное благополучие, и отца как патриархального учителя нравственности [619] О легком усвоении заграничных идей при сохранении неизменного русского самовосприятия см.: Marrese . Poetics Revisited. . Развивавшаяся Андреем совокупность идей становится ясной лишь в контексте частных записей мужа и жены. Только потому, что из дневников Натальи нам известно о характере, масштабе и подлинном значении ее трудов в имении, мы можем полностью оценить многогранность статьи Андрея о хозяйке и домашнем порядке.

В ходе своей журналистской карьеры Андрей принял участие в формировании идеологии домашней жизни (хотя и на основе собственной ее трактовки), опубликовав в 1847–1848 годах статью в трех частях под общим заглавием «Важность Хозяйки в доме». В своих частных записях Андрей также оперировал дискурсом домашней жизни, например описывая полную нежности сцену, в которой Наталья лежала подле больного ребенка. Но в статье о ее «важности» он вовсе не упоминает материнство как один из аспектов женской роли хозяйки . В нескольких своих публикациях о воспитании детей он без какой-либо неловкости исходит из тезиса о том, что воспитание детей должно представлять собой первоочередную заботу отца. Вероятно, эта ситуация была столь обыденной, что воспринималась как должное. В Российской империи осуществлявшееся женщинами распоряжение собственностью было достаточно распространенным явлением, поэтому распределение ролей в браке Чихачёвых казалось если не типичным, то по меньшей мере достаточно соответствующим норме, чтобы на него не обращали внимания.

При чтении дневников Натальи и Андрея складывается впечатление, что в их союзе муж был мыслителем и мечтателем, тогда как она – натурой практической, занятой в основном управлением домашним хозяйством. На протяжении большей части прожитого ими вместе времени у Андрея не было во «внешнем» мире каких-либо серьезных обязанностей. Наталья обеспечивала процветание их владений и комфортную жизнь семьи, в случае необходимости утихомиривая своего мечтательного супруга для сохранения спокойного течения домашних дел. В своей статье о хозяйке Андрей дает набросок идеальных в его представлении супругов, и, предположительно, именно так во многом был устроен и его собственный брак:

Мужчина имеет назначение управлять большею частью делами вне дома . Часто, он не может знать, пробудет ли завтра весь день дома, или может быть сегодня же случай, обстоятельство потребуют его отъезда на время неопределенное, и тогда, кто же бы сохранял согласие, ежели бы не хозяйка, звание которой не менее почтенно, и деятельность которой не менее трудна, как и самого хозяина. Выньте матку из улья, и ни единой из 20 тысяч пчел, не только в улье, в живых не останется [620].

Отчасти Андрей просто повторяет основной тезис западноевропейской идеологии домашней жизни, согласно которому существуют «отдельные сферы» (separate spheres) мужской и женской деятельности. Он оправдывает свое физическое присутствие в доме предположением, что, в отличие от жены, его в любой момент могут отозвать ради решения каких-то «внешних» задач. Но затем он отходит от западной модели, подчеркивая, что женская работа «не менее трудна» и что жизнь каждого домочадца в сфере деятельности хозяйки (что включало как работавших в полях, так и домашних крепостных) зависит от трудов «пчелиной матки» [621].

Во второй части той же статьи Андрей прибегает к сравнению службы помещика «царю и отечеству» и «на пользу семейства», называя последнюю «поприщем», которое оканчивается лишь «гробом». Его частные записи и другие статьи показывают, что в глазах Андрея главным призванием отца была роль воспитателя или нравоучителя. Андрей призывает читателей: «…семейное служение наше вести столь же правильно и тщательно, как и служение отечеству» [622]. Общественный долг мужчины формально считался исполненным в момент отставки со службы, и Андрей желал, чтобы в этот момент он считал себя поступившим на другую службу, столь же значимую и гораздо более длительную: отныне его обязанностью было растить детей набожными, нравственными и образованными людьми. В провинциальном мире, где множество женщин управляло собственностью, а большинство мужчин после краткой и зачастую формальной службы имело не так много возможностей для занятия общественной деятельностью или коммерцией, Андрей предполагал, что мужчины могут найти исполненную смысла и важную для общества сферу приложения сил, посвятив себя воспитанию будущих подданных империи.

Затем Андрей продолжает аналогию с военной службой, прося читателя (мужчину) думать о жене как о своем «постоянном начальнике штаба». Таким образом, жена становится заместителем командира, «королевой» своего короля и «начальником штаба» для военачальника. Здесь Андрей смешивает метафоры: пчелиная матка – правящая королева, которая сама не работает (а правителя мужского пола у пчел нет), тогда как начальник штаба зачастую принимает все самые важные решения, а командир в конечном счете несет основную ответственность (и получает награды) за эти решения. Андрей знал, что в некоторых русских дворянских семействах мужья служили дольше, почти постоянно проживая вдали от дома. В подобных случаях аналогия с командующим и начальником штаба кажется особенно подходящей: «командующий» как номинальный начальник сохраняет высшую власть, но его действия выходят за пределы обычных или повседневных задач, тогда как «начальник штаба» исполняет не столь почетную, но в высшей степени ответственную задачу руководства ежедневными операциями (в данном случае – надзора за работой в имениях и финансовой отчетностью) [623].