Алла Краско - Фонтанный дом его сиятельства графа Шереметева. Жизнь и быт обитателей и служителей

После смерти графа Н. П. Шереметева по его духовному завещанию получили свободу 22 крепостных служителя, в том числе 4 художника.

Четвертым владельцем шереметевских имений стал граф Дмитрий (1803–1871), единственный сын умершего графа Н. П. Шереметева. Мальчику не исполнилось еще и шести лет, когда он оказался полным сиротой. С детства он оказался окруженным не родственниками, но многочисленными служащими — как равными себе по социальному статусу, так и крепостными.

В соответствии с законом, над личностью и имением малолетнего наследника графа Дмитрия Николаевича Шереметева учредили Опеку. В завещании его отца были названы имена опекунов — сенаторы Иван Сергеевич Ананьевский, Иван Алексеевич Алексеев и Дмитрий Прокофьевич Трощинский, вероятно, они сами дали на это согласие. Опека, в свою очередь, утвердила попечителя, который непосредственно отвечал за воспитание ребенка. Им стал действительный тайный советник сенатор Михаил Иванович Донауров. Этот выбор одобрила вдовствующая императрица Мария Федоровна, которая в память многолетних близких отношений ее и покойного Павла I с отцом осиротевшего мальчика, принимала личное участие в его судьбе. Она хорошо знала Донаурова, который прежде служил ее личным секретарем.

Граф Д. Н. Шереметев

М. И. Донауров

В детстве и ранней юности ближе всех к молодому графу Дмитрию было семейство Донауровых. Попечитель Михаил Иванович Донауров (1757–1817), его супруга Марья Федотовна и их дети поселились в главном доме. Они занимали северную половину второго этажа, эти комнаты впоследствии перепланировали. Дворовые люди Донауровых также жили на территории усадьбы, они значатся прихожанами той же приходской церкви Симеона и Анны. Более того, шереметевские и донауровские дворовые люди женились между собой, вместе выступали либо восприемниками при крещении детей, либо становились поручителями при венчаниях.

Отношения графа Дмитрия с семьей Донауровых сложились самые теплые. Марию Федотовну он глубоко уважал и почитал почти как мать. Сыновья Донауровых росли рядом с ним и, став взрослыми, поддерживали с графом Дмитрием Николаевичем добрые отношения.

Воспитателем графа Дмитрия еще при жизни его отца согласился стать Павел Федорович Малиновский. О близости этого семейства к Шереметевым уже шла речь. В Российском государственном историческом архиве в фонде Шереметевых хранится объемное дело «О воспитании и обучении малолетнего графа Дмитрия Шереметева», включающее в себя документы с 1810 по 1820 г. [452] РГИА Ф. 1088. Оп. 1. Д. 438. Л. 1–85. 1810–1820. . Малиновский дал согласие вступить в должность с 11 февраля 1810 г. Для этого ему пришлось покинуть государственную службу, поэтому Опека назначила Малиновскому большое жалованье — 7 тыс. руб. в год, квартиру, отопление, освещение, стол и экипаж за счет графа Шереметева, и выплату 50 тыс. руб. единовременно, когда его обязанности завершатся — то есть по достижении мальчиком 17 лет. Малиновский же обязывался приложить все силы для «воспитания его по нравственности и к надзору во всех отношениях, до него касающихся». Контракт был подписан 14 февраля 1810 г. [453] Там же. Л. 20 об., 22. В 1817 г. жалованье, по желанию графа Дмитрия Николаевича, увеличено до 12 тыс. руб. в год [454] Там же. Л. 77. , и это содержание полагалось воспитателю и впредь, до смерти [455] Там же. Л. 75. .

Именно Малиновский в значительной степени повлиял на формирование личности своего подопечного. Многолетнее общение с Малиновским, который по своему мировоззрению, родственным и дружеским связям принадлежал к образованной части русского дворянского общества, помогло формированию в характере молодого графа Шереметева таких черт, которые отличают его от других представителей великосветского общества в лучшую сторону. Граф С. Д. Шереметев так выразился о воспитателе отца: «…человек он был добрый, но не всегда воздержанный…» [456] Мемуары… Т. 2. С. 15.

Попечитель и воспитатель представили Опеке программу обучения молодого графа. В качестве гувернера графа Дмитрия в октябре 1810 г. на службу принят некий француз Симона (Симонье), с жалованьем 1500 руб. в год. Возможно, этот выбор объясняется личным знакомством Симонье с Донауровым, его знали также великие князья Николай и Михаил Павловичи. Однако никто не знал, кто он, откуда и когда Симонье появился в России. «…Сам он был таинствен, о себе говорил мало; знали только, что он пришел из Франции… после революции, и полагали, что он эмигрант. Он был физик и нумизмат. Симонин привязался к моему отцу и любил его…» — писал С. Д. Шереметев [457] Мемуары… Т. 2. С. 13. . Забегая вперед, скажем, что с 1818 г. жалованье его удвоилось [458] РГИА. Ф. 1088. Оп. 1. Д. 438. Л. 42, 48. , он надолго остался в Фонтанном доме и считался едва ли не членом семьи. Симонье неоднократно упоминается в мемуарах графа Сергея Дмитриевича Шереметева как непременное действующее лицо в жизни Фонтанного дома при его отце, графе Дмитрии Николаевиче. О положении гувернера в доме свидетельствует письмо графини Анны Сергеевны Шереметевой своей матери в Москву, написанное в декабре 1845 г.: «Сегодня утром 4 декабря у нас было большое богослужение. В десять с половиной прибыл митрополит, который служил литургию… наш старый священник был произведен в протоиерея… В два часа обед был приготовлен, и все духовенство у нас обедало. Митрополит, викарий, два архимандрита, мы двое, m-me Paskalis (воспитательница Анны Сергеевны. — А. К. ), Сергей (Сергей Сергеевич Шереметев, брат Анны Сергеевны. — А. К. ), Simonin…» [459] Мемуары… Т. 3. С. 430.

При маленьком графе неотлучно находилась Татьяна Васильевна Шлыкова, которая по завещанию Николая Петровича получила особый капитал, право жить в Фонтанном доме и иметь прислугу из числа шереметевских дворовых. «Верность преданиям дома и строгое православие воплощались в лице Татьяны Васильевны Шлыковой. Незаметно, но и неуклонно поддерживала она в отце это чувство, и ей более всего обязан он, что сделался таким горячим ревнителем церковности и преданий старины», — так писал о роли Шлыковой в формировании личности графа Дмитрия его сын [460] Там же. Т. 2. С. 14. .