Хэлфорд Маккиндер - Географическая ось истории

Конечно, я рассуждаю как географ. Фактический баланс политических сил в любой момент времени, безусловно, представляет собой, с одной стороны, плод географических условий, как экономических, так и стратегических, а с другой стороны выступает итогом сравнительной численности, доблести, снаряженности и организованности конкурирующих народов. Пропорционально достаточной точной оценке указанных характеристик мы, вероятно, способны уладить наши разногласия путем переговоров, не прибегая к грубой силе оружия. Географические величины в таких расчетах заведомо более измеримые и почти постоянные в сравнении с величинами человеческими. Следовательно, мы вправе ожидать того, что наша формула окажется в равной степени применимой к прошлой истории и к нынешней политике. Общественные движения во все времена опирались, по существу, на одни и те же физические черты, ибо я сомневаюсь, что прогрессирующее высыхание Азии и Африки, даже будь оно доказано, принципиально изменило в исторический период человеческую среду. Марш империи на запад видится мне кратковременным утверждением окраинной власти на юго-западной и западной оконечности осевой области. Ситуация на Ближнем, Среднем и Дальнем Востоке отражает неустойчивое равновесие внутренних и внешних сил в этих районах окраинного полумесяца, где местная власть в настоящее время практически отсутствует.

В заключение можно прямо указать, что стремление установить власть над Россией вместо владычества над внутренними районами не приведет к снижению географической значимости осевой позиции. Если, например, Китай при поддержке японцев решит низвергнуть Российскую империю и завоевать ее территорию, это станет «желтой опасностью» для свободы всего мира только потому, что к ресурсам великого континента добавится океаническое измерение; данного преимущества Россия как владелица осевого положения пока лишена.

Перед докладом председатель [67] В 1904 г. этот пост занимал сэр Клементс Маркхэм (см. соответствующее примечание далее). заявил: «Мы всегда искренне рады выслушать соображения нашего друга господина Маккиндера по любому вопросу, поскольку уверены, что он непременно сообщит нам нечто любопытное, оригинальное и ценное. Нет необходимости представлять столь преданного друга общества его членам, поэтому я сразу же приглашаю докладчика приступить к чтению».

После доклада председатель сказал следующее: «Полагаю, господин Спенсер Уилкинсон выступит с критикой доклада господина Маккиндера. Разумеется, в таких вопросах не обойтись без затрагивания географической политики» .

Мистер Спенсер Уилкинсон :

Мне представляется, что наиболее естественным и наиболее искренним первоначальным откликом на доклад будет желание выразить нашему гостю признательность и благодарность, ибо – думаю, присутствующие со мною согласятся – мы только что выслушали одно из самых воодушевляющих сообщений за длительный срок. Слушая этот доклад, я с сожалением поглядывал на пустующие места в зале, и мне очень жаль, что наше заседание не смогли посетить члены кабинета министров, поскольку, на мой взгляд, в докладе господина Маккиндера изложены сразу две основные политические доктрины: первую не назовешь новой – полагаю, она была выдвинута в конце прошлого столетия, и эта доктрина гласит, что благодаря современному усовершенствованию паровой навигации мир сделался единым и обрел общую политическую систему. Увы, я подзабыл, какое именно выражение употребил господин Маккиндер; кажется, он сравнил взрыв снаряда в замкнутом помещении со взрывом вовне. Позвольте мне изложить ту же мысль следующим образом: всего половину столетия назад государственные деятели играли на нескольких клетках шахматной доски, а оставшиеся поля пустовали, но сегодня мир представляет собой замкнутую шахматную доску, и каждый ход того или иного государственного деятеля должен принимать во внимание все клетки без исключения. Сам я могу только пожелать, чтобы у нас появились министры, уделяющие больше времени изучению собственной политики с той точки зрения, что невозможно перемещать какую-либо фигуру, игнорируя остальные клетки доски. Мы слишком склонны воспринимать нашу политику так, как если бы она делилась на водонепроницаемые отсеки, каждый из которых не имеет выхода в мир снаружи, однако, смею заявить, сегодня крайне важен тот факт, что любое событие где-либо в мире сказывается на международных отношениях как таковых. Прискорбно, но это обстоятельство, по-моему, игнорируется как в самой британской политике, так и в большинстве общественных дискуссий о ней. Я чрезвычайно признателен господину Маккиндеру за то, что в своем докладе он не преминул это подчеркнуть. Теперь о другом – о том, полагаю, что составляет главный посыл доклада. Речь идет о важнейшем для мира событии, о текущем расширении границ России. Не могу сказать, что меня полностью убедили отдельные исторические аналогии и прецеденты, приведенные господином Маккиндером, если только, конечно, не предположить, что его доклад обращен в отдаленное будущее. Господин Маккиндер рассуждает о периоде в четыреста лет и говорит о Колумбовой эпохе. Что ж, не стану притворяться, что способен заглянуть на четыреста лет вперед; пожалуй, лучшее, на что мы можем рассчитывать, – это сделать прогноз для следующего поколения. Итак, думаю, что в некоторой степени налицо стремление чрезмерно высоко оценивать эти великие перемещения центральноазиатских племен в Европу и в различные окраинные земли. Кочевники принесли с собой ряд случайных пережитков прошлого, но не обогатили мир новыми идеями, а какие-либо постоянные изменения в тех условиях проживания были редкостью; вторжения оказались возможными потому, что расширявшаяся Центральная Азия достигла преимущественно раздробленных окраин. Например, турки-османы, а ранее тюрки, вторгавшиеся в пределы Византии и той области, которая относилась к Византийской империи, неизменно наносили удары по регионам, где управление пребывало в упадке или морально ослабело; большинство переселений в Центральную Европу, большинство миграций к северу от Черного моря, пришлось на то время, когда управление практически отсутствовало, когда государства не придерживались принципов солидарности. Поэтому, как мне кажется, здесь мало оснований для далеко идущих выводов; и я хотел бы отдельно остановиться на феномене противовеса, который заключается в том, что на западе Европы имеется небольшой остров, достигший политического единения, вступавший в конфликты ради собственной независимости, сумевший добиться морского могущества, утвердившийся в окраинных землях и приобретший огромное влияние, как следует – быть может, я немного преувеличиваю – из карты, предъявленной нам господином Маккиндером. Я говорю, конечно, о Британской империи, а моя оговорка по поводу преувеличения объясняется тем, что мы видим карту в проекции Меркатора [68] Картографическая проекция Г. Меркатора является равноугольной и цилиндрической, поэтому масштабы карт в этой проекции непостоянны – они увеличиваются от экватора к полюсам, но по вертикали и по горизонтали всегда равны между собой. Следовательно, объекты в этой проекции сильно искажаются в размерах (сильнее всего – у полюсов). , которая значительно расширяет границы Британской империи, за исключением Индии. Я убежден в том, что островное государство наподобие нашего, может, сохраняя свою морскую мощь, поддерживать баланс между разобщенными силами на континентальной территории, и считаю, что такова историческая функция Великобритании с тех самых пор, как мы стали Соединенным Королевством [69] То есть с 1801 г., когда королевство Великобритания объединилось с королевством Ирландия. . На наших глазах новое, меньшее по размеру островное государство возвышается на противоположной стороне евроазиатского континента [70] Имеется в виду Япония эпохи Мэйдзи. , и я не нахожу никаких оснований думать, что это государство не сможет добиться на восточной окраине Азиатского континента такого же могущества и влияния, как Британские острова – при меньшем населении – добились в Европе.