Хэлфорд Маккиндер - Географическая ось истории

Меня попросили развить темы, которые затрагивались в моих предыдущих работах, в особенности уделить внимание тому, не утратила ли выдвинутая мною концепция Хартленда свое значение с изменением современных условий войны. Дабы уточнить место этой концепции в нынешнем контексте, мне придется кратко изложить историю ее возникновения.

Мое самое раннее воспоминание о государственных делах восходит к сентябрю 1870 года, когда, будучи маленьким мальчиком, который только начал посещать местную гимназию, я принес домой новость, которую узнал из объявления на двери почтового отделения, – что Наполеон III и вся его армия сдались пруссакам при Седане [220] Седанская катастрофа 1870 г. – генеральное сражение франко-прусской войны, завершившееся полным разгромом французской армии. . Это событие потрясло англичан, которые до сих пор продолжали гордиться Трафальгаром и язвить по поводу отступления французов из-под Москвы, но в целом случившееся было осознано лишь спустя несколько лет. Британское превосходство на морях пока не оспаривалось, и единственная, по мнению британцев, опасность для заморской империи заключалась в азиатских устремлениях России. В те времена лондонские газеты не скупились на сообщения о свидетельствах российских интриг в каждом слухе из Константинополя и в любых племенных беспорядках вдоль северо-западной границы Индии. Британская морская мощь и русская сухопутная мощь конкурировали на международной арене.

Тридцать лет спустя, на рубеже столетий, фон Тирпиц [221] А. фон Тирпиц – немецкий военачальник, адмирал, в 1897–1916 гг. морской министр Германской империи. начал создавать новый немецкий военно-морской флот. В ту пору я был занят преподаванием политической и исторической географии в университетах Оксфорда и Лондона и фиксировал происходящее с должным учительским тщанием, набирая материал для обобщения. На мой взгляд, действия немцев доказывали, что их страна уже обладает величайшей организованной сухопутной мощью и, занимая стратегическое центровое местоположение в Европе, намерена также укрепиться на море, причем в такой степени, которая позволит нейтрализовать морскую мощь Великобритании. Кроме того, и Соединенные Штаты Америки неуклонно добивались статуса великой державы. Впрочем, их возвышение пока отражалось лишь в статистических таблицах, хотя в годы моего детства кое-кого, помнится, уже вдохновляла американская изобретательность, и в нашей классной комнате висела картина с изображением битвы между «Мерримаком» и «Монитором», первым броненосным и первым башенным кораблем [222] Имеется в виду самое известное морское сражение в ходе гражданской войны в США (1862) – бой между броненосцем южан «Виргиния» (переделанный и восстановленный паровой фрегат «Мерримак») и броненосцем северян «Монитор». Конструкция «Монитора» была передовой для своего времени – ровная палуба с боевой рубкой и орудийной башней. . Если коротко, Германия и Соединенные Штаты Америки явно рвались присоединиться к Великобритании и России.

Ключевыми событиями, из которых возникла идея Хартленда, стали англо-бурская война в Южной Африке и русские операции в Маньчжурии. Война в Южной Африке закончилась в 1902 году, а весной 1904 года скорая русско-японская война виделась неизбежной. Поэтому доклад, прочитанный мною в Королевском географическом обществе в начале 1904 г. под названием «Географическая ось истории», был посвящен текущему моменту, но строился на многолетних наблюдениях и размышлениях.

Контраст между британской войной с бурами, полыхавшей за морями, за 6000 миль от Лондона, и войной, которую Россия вела на суше на сопоставимом расстоянии от своей столицы, вполне естественно наводил на мысли об аналогичном сопоставлении между Васко да Гамой, обогнувшим мыс Доброй Надежды в ходе плавания в Индию в конце пятнадцатого столетия, и походом казака Ермака во главе конного войска через Уральский хребет в Сибирь в начале шестнадцатого века. Это сравнение, в свою очередь, заставило меня проанализировать длительную череду набегов в период классической античности и в средние века со стороны кочевых племен Центральной Азии на оседлое население полумесяца субконтинентов (полуостровная Европа, Ближний Восток, Индия и Китай). Я пришел к следующему выводу:

… в текущем десятилетии мы, впервые в истории, получили возможность попытаться провести, до некоторой степени полноты, корреляцию между широкими географическими и крупными историческими обобщениями. Впервые в истории мы обрели шанс воспринять реальные пропорции событий и свершений на общемировой сцене и можем предпринять поиски формулы, выражающей, хотя бы в определенных отношениях, географическую причинность происходящего на протяжении столетий. Если нам повезет, эта формула будет иметь практическое применение, поскольку она должна учитывать ряд конкурирующих сил современной международной политики .

Слово «Хартленд» встречается в докладе 1904 года всего единожды, как описательный, а не нарицательный термин. Тогда я предпочитал рассуждать об «осевой области» и «осевом государстве», формулируя свои мысли так:

Смещение баланса сил в пользу осевого государства в результате расширения последнего за счет окраинных земель Евразии позволит использовать обширные континентальные ресурсы для строительства флота, что чревато возникновением мировой империи. Это может произойти, если Германия заключит союз с Россией…

В заключение можно прямо указать, что стремление установить власть над Россией вместо владычества над внутренними районами не приведет к снижению географической значимости осевой позиции. Если, например, Китай при поддержке японцев решит низвергнуть Российскую империю и завоевать ее территорию, это станет «желтой опасностью» для свободы всего мира только потому, что к ресурсам великого континента добавится океанское измерение; данного преимущества Россия как владелица осевого положения пока лишена .

На исходе Первой мировой войны в Лондоне и Нью-Йорке была опубликована моя книга «Демократические идеалы и реальность». Очевидно, что термин «ось», пригодный для академического исследования начала столетия, перестал соответствовать международной ситуации, складывавшейся после первого великого кризиса нашей мировой революции: отсюда появились «идеалы, «реалии» и «Хартленд». Но тот факт, что, даже при всех оговорках и уточнениях, доклад 1904 года и пятнадцать лет спустя оказался полезным для оценки текущей ситуации, внушал уверенность в том, что искомая формула действительно найдена.