Владимир Воейков - С царем и без царя

Государь принимал его с докладом после обеда, а затем, уже в одиннадцатом часу вечера, Протопопов пришел ко мне и просидел до 3 часов утра. Эта первая беседа с ним произвела на меня очень странное впечатление.

На следующее утро, когда я имел случай высказать государю свое удивление по поводу назначения такого человека на столь ответственный пост, Его Величество мне объяснил, что было три причины, побудившие его остановить свой выбор на Протопопове: во-первых, троекратная просьба о назначении его министром со стороны председателя Государственной думы М. В. Родзянко; во-вторых, король английский после поездки Протопопова с визитом к нашим союзникам во главе делегации членов законодательных палат написал государю письмо с самой горячей рекомендацией Протопопову, причем особенно подчеркивал, что последний произвел как на него, так и на государственных деятелей Англии впечатление человека, обладающего большой государственной мудростью. Третьей причиной были хвалебные отзывы о нем С. Д. Сазонова, который просил Его Величество поближе познакомиться и довериться Протопопову как человеку, весьма подходящему для занятия ответственной государственной должности.

Списками кандидатов на замещение высших государственных должностей ведал статс-секретарь A. C. Танеев, главноуправляющий собственной Его Величества канцелярией.

Однажды его посетил М. В. Родзянко с усердной просьбой рекомендовать царю Протопопова на министерский пост.

Деятельность А. Д. Протопопова с момента назначения его министром внутренних дел часто удивляла меня, а сам он мне казался неестественным и неискренним человеком; непонятным был и его стремительный выход из лагеря левой общественности, возбудивший к нему ненависть его сотоварищей по работе в Государственной думе. Когда против Протопопова началась думская травля, я спросил Родзянко, почему он так горячо его рекомендовал государю. Он мне ответил: «Государь меня не понял — я ему рекомендовал Протопопова на пост министра торговли, а Его Величество назначил его министром внутренних дел».

Зная государя, я ни в коем случае не мог считать этот ответ правдивым.

В начале осени, при возвращении однажды вечером из поезда Ее Величества, государь сказал мне, что ему предлагают назначить меня ответственным по продовольствию (думаю, что это предложение имело целью удалить меня от двора). Я ответил Его Величеству, что бесполезно кого бы то ни было назначать на такой пост, если этому лицу не будут предоставлены такие права, которые сами собой должны будут аннулировать существующую власть Совета министров (на что вряд ли последовало бы согласие государя), не говоря уже о том, что подобное назначение было бы встречено взрывом негодования и всемерным противодействием со стороны общественных кругов.

Предложение Его Величеству о назначении меня ответственным по продовольствию совпало с другим предложением — поставить во главе гвардии вместо генерал-адъютанта Безобразова великого князя Павла Александровича, в то время командовавшего одним из гвардейских корпусов.

Когда государь мне об этом сказал, я старался доказать Его Величеству, что великий князь совершенно не подходит для этого назначения, так как по свойству его характера его непременно кто-нибудь подчинит своему влиянию, и, таким образом, это назначение послужит только в ущерб гвардии.

Против стоявшего тогда во главе гвардии генерал-адъютанта Безобразова, твердо отстаивавшего ее права, велась усиленная кампания чинами Ставки и группой их несознательных сотрудников, во что бы то ни стало желавших провести назначение великого князя Павла Александровича, которое благодаря этим двум течениям и состоялось.

Моя двадцатипятилетняя служба в рядах кавалергардов и лейб-гусар убедила меня в том, что гвардия, самый верный и мощный оплот российского престола, была сильна своим корпоративным духом благодаря главным образом традиционному и крепко отстаиваемому праву баллотировки поступающих в полк молодых офицеров. Против этого права безостановочно велась борьба со стороны военного начальства, в ряды которого все более и более стали проникать офицеры генерального штаба. Так как корпоративный дух у них был очень силен, им удавалось в мирное время безнаказанно подрывать престиж всякого неугодного им начальника; в период же войны генеральный штаб добился, под предлогом замещения командных должностей научно подготовленными работниками, того, что не принадлежавшие к этой корпорации начальники стали составлять самое ничтожное количество. Не забыта была генеральным штабом и гвардия, которая в период всей кампании перевозилась, якобы в силу стратегических соображений, с одного фронта на другой для участия в самых кровопролитных боях.

Вызванная этим громадная убыль в офицерском составе дала тому же генеральному штабу возможность добиться прикомандирования к гвардейским полкам офицеров помимо установленной в гвардии традиции — баллотировки. Строевые офицеры не чувствовали симпатии к «черному войску», как они называли офицеров генерального штаба, главным образом из-за их надменной манеры себя держать. Отдавая полную справедливость их теоретическим познаниям, строевые офицеры отлично подмечали промахи при практическом применении этих познаний. Один старый знакомый мне полковник, потеряв терпение из-за выходки капитана генерального штаба, чуть не вдвое моложе его, напомнил ему однажды известное изречение: «Правильно мыслить ценнее, чем много знать».

Зато общественные деятели выказывали большую симпатию офицерам генерального штаба, как вообще всем военным, заискивавшим перед ними. Это обстоятельство порождало такую угодливость со стороны людей, желавших плыть по течению, что они даже нарушали военные принципы: генерал Брусилов, вероятно забыв, что он должен исполнять приказания только своего непосредственного начальства, послал по всей вверенной ему армии телеграмму за № 96506, в которой явно выразил желание быть точным исполнителем указаний М. В. Родзянко, со свойственным ему апломбом сунувшегося в совершенно не касавшиеся его дела.

Привожу текст телеграммы:

« Председатель Государственной думы Родзянко довел до моего сведения, что много офицеров, особенно нижних чинов, уезжают в тыл самовольно, последние с самодельными билетами. Требую энергичного прекращения подобного беспорядка. Отпуски мною безусловно запрещены двенадцатого мая. Прошу проверить, кто выдает отпускные билеты.

Брусилов ».

Речь Милюкова 1 ноября 1916 года. Генерал Шуваев. Смерть императора Франца Иосифа.

1 ноября открылась сессия Государственной думы; П. Н. Милюков своей речью привел в полный восторг как членов Государственной думы, так и восседавшую на хорах публику. Он дошел до такой неслыханной дерзости, что заявил, будто имеет неопровержимые доказательства тайных сношений царского правительства и высочайшего двора с Германией, и спросил: « Что это? Глупость или измена ?» На что аудитория ответила: «Измена». Самым вопиющим в этой гнуснейшей, небывалой в летописях истории клевете было то, что она базировалась на немецких газетах, из которых Милюков прочел следующую фразу: «Das ist der Sieg der Hofpartei, die sich um die junge Zarin gruppiert» («Это победа придворной партии, группирующейся вокруг молодой царицы»).