Виталий Надыршин - Земля необетованная

Внезапно Геворк остановился. Он схватил за руку Огайнца и боясь потерять мысль, волнуясь, тихо прошептал: – Хасан… Хасан… Иван Иванович, Хасан…

Огаянц удивлённо посмотрел на своего молодого помощника.

– Что, Хасан?

– Я вам докладывал, что этот попрошайка-могильщик очень обрадовался, выглянув за забор кладбища, помните?

Продолжая удивляться, Иван Иванович пожал плечами.

– Ну…

– Вы сказали, что посольства получают воду из источника что рядом с кладбищем… Так?..

– Так…

– И Хасан что-то произнёс, что оканчивается на слово похожее – Гот… Так это было – «Main Got». Точно, Иван Иванович. Хасан – немец! А могилу он третьи сутки копает прямо у забора, а водоводный канал проходит рядом, и на его пути английское посольство, а рядом – наше. Понимаете?

– Мать честная, – изумился Огаянц. – Прорыв горизонт, из могилы можно влезть в канал и по нему попасть прямо на территорию англичан… Где Хасан сейчас?.. – вскричал Огаянц.

– На кладбище…

Иван Иванович, а за ним Вартанян, бросились обратно в посольство.

Вскоре взвод охраны во главе с полковником Каймановым и Кравченко вбежали на территорию кладбища. Впереди взвода нёсся Вартанян, за ним Огаянц.

В это время замотанный в халат иранец поднимал из могилы очередную корзину с землей. Увидев подбегавших людей с оружием, он нагнулся и что-то прокричал вниз.

Геворк приготовился с ходу прыгнуть в могилу, но его оттолкнули два офицера, прыгнувшие вниз. И вскоре оттуда донеслись выкрики на иранском языке, русский мат, глухие звуки ударов… Растерянный иранец сразу поднял руки вверх. Его повалили на землю, приставив к его голове дуло автомата.

Через несколько минут, подталкиваемый снизу, показалась голова Хасана. Он злобно оглядел, окруживших могилу людей. Увидев Геворка, Хасан застонал, и по-немецки выругавшись, сплюнул.

Хасана тут же скрутили. Перепачканные землёй офицеры с помощью коллег, вылезли из ямы.

– Вовремя мы. Этот гад уже метров пять шурф прокопал и уткнулся в каменную кладку канала. Пару ударов, и он в канале, – отдышавшись, произнёс один из них. На губах Огаянца, впрочем, и у остальных тоже, заиграла счастливая улыбка.

Руки Огаянца слегка подрагивали. Пытаясь скрыть волнение, он стал судорожно прокручивать колёсико бензиновой зажигалки, пытаясь раскурить папиросу. – Ну вот, подполковник, – обращаясь к Кравченко, выдавил он из себя: – Не придётся нам с тобой ловить гранату на лету…

– Даже не верится, Иван Иванович, что гада этого нашли. 30 ноября Черчиллю стукнет шестьдесят девять лет. Планируется общий банкет в его апартаментах… Даже страшно представить что могло бы произойти. По секрету… И у меня руки дрожат до сих пор.

Несмотря на позднюю осень, в столице Персии в эти дни было сравнительно тепло. 27 ноября 1943 года, в пыльном и грязном Тегеране приземлились самолёты с советской делегацией. Во время перелёта в воздухе делегацию охраняло более двух десятков истребителей. Президент США Рузвельт и премьер-министр Великобритании Черчилль вместе со своими многочисленными делегациями прибыли в Тегеран на следующий день.

Уже на следующий день в столице Ирана выключилась телефонная связь, прекратили работу телеграф и все радиостанции, а центр города и район советского и английского посольства ощетинился дулами автоматов, танковых и зенитных орудий.

28 ноября 1943 года начала работать конференция антигитлеровской коалиции – СССР, США и Великобритании.

Из общего числа проживавших в Крыму евреев за период немецкой оккупации погибло к этому времени около сорока тысяч. Среди погибших значительная часть была евреев, взявших кредиты у «Агро-Джойнта». Их пай-акции остались на руках американцев. По мнению американских политиков, долг за кредиты по договору с РСФСР под крымскую землю остался.

Как мы помним, возвращение долга по займу с процентами окончательно должен был завершиться в 1954 году. В случае невозвращения кредита, взятая под этот кредит у РСФСР территория Крыма должна отойти американским держателям векселей (пай-акций). И долг этот не был забыт.

Эта история с долгом неожиданно всплыла на этой конференции, и для советской делегации она была полной неожиданностью.

В мундире офицера Королевских ВВС, с крылышками на лацканах, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль в своём первом выступлении при открытии конференции, вытащив изо рта неизменную сигару, произнёс:

«Господа! Наша сегодняшняя встреча представляет собой величайшую концентрацию мировой мощи, которая когда-либо существовала в истории человечества. Я молюсь, чтобы мы были достойны этой возможности, данной нам Богом, – возможности служить человечеству!»

Сталин с подозрительностью, но в тоже время с удовлетворением выслушал пафосное начало речи английского премьера.

– Кажется, союзники настроены оптимистично, – это радует, – прошептал Молотов на ухо Сталину.

– Плохо ты их знаешь, – пробурчал Верховный. – Поживём, увидим.

На конференции Сталин говорил взвешенно, спокойно, свои мысли он выражал весьма чётко и лаконично, чего не скажешь о Черчилле, говорившего длинно и туманно. Намеченные на день вопросы лидеры обсуждали, до неприличия, торгуясь за каждую мелочь. Однако, к обоюдному согласию, они всё же приходили довольно быстро.

Сталин много курил. Не тратя время на пустые разговоры, сохраняя полное хладнокровие в спорах, он раз за разом сводил переговоры к решению главной задачи – открытию Второго фронта. Союзники, однако, уходили от решения этого вопроса.

Черчилль и Рузвельт постоянно спорили. Сталин не вмешивался. Когда споры между ними затягивались, он старательно вырисовывал в блокноте красным карандашом волчьи головы. Фигурки получались забавные, и Молотов, украдкой поглядывая на творения Сталина, находил в них некоторое сходство с присутствующими.

Ближе к окончанию дневного совещания, видя недовольство «Дяди Джо», Рузвельт сам поднял было вопрос об открытии Второго фронта. Но члены английской делегации, мотивируя усталостью, подозрительно единогласно предложили отложить обсуждение этой темы на завтра.

«Ну, завтра, так завтра», – проворчал недовольно Сталин.

Когда же на следующий день стали обсуждать сроки операции «Оверлорд» – предполагавшей высадку англо-американского десанта на севере Франции, появились первые признаки разногласия. Сталин, как мог, подталкивал союзников к тому, чтобы они назвали точные сроки открытия Второго фронта. Однако, Рузвельт и Черчилль, противились назвать дату высадки союзных войск. Они мотивировали отсутствием у них достаточного количества плавсредств, плохими погодными условиями, а, следовательно, большими рисками… Сталин даже вспылил, выслушивая союзников. Но когда упрямый Черчилль дал понять, что «операция вообще может не состояться…». Он резко отодвинул свой стул и встал. Оглядев присутствующих, Иосиф Виссарионович, обращаясь к Молотову и Ворошилову, многозначительно, и достаточно громко, что не свойственно было его манере речи, рассерженно произнёс: