Эрнест Лависс - История Франции в раннее Средневековье

От природы умеренный, с простыми привычками, Карл любил эти полевые праздники. Но когда он задавал большие пиры, он желал, чтобы они были достойны королевского величия. Один поэт описал нам такой пир. «Король сидит на высоком седалище, с золотым обручем в волосах. Подле него, с диадемой в волосах, с ожерельем на плечах сверкающим тысячами огней, сидит королева Лиутгарда, столь же благочестивая, как и прекрасная, равно благосклонная к великим и малым, рассыпающая повсюду благодеяния и кроткие, приятные слова». Подле Карла сидят его сыновья, «полные силы, юности, смелости и ума», и его дочери, «столь прекрасные, хотя и несходные, что отец никогда не хотел с ними расстаться». У них нет иного желания, как нравиться отцу своей веселостью, свежестью своей улыбки, изяществом осанки. По знаку, данному главным глашатаем, быстрым в повиновении, ловким в движениях рук и ног, все становятся на места. Архикапеллан благословляет стол и садится. Сенешаль, за которым следует толпа поваров и пирожников, подносят блюда к трону. Виночерпий берет одной рукой кубки, а другой наливает благородные вина. Тогда начинается пир, и с ним остроумные состязания, в которых король удостаивает принять участие. Во время десерта начинаются важные беседы «о божеских и человеческих делах», стихотворные экспромты, произведения какого-нибудь придворного поэта.

Карл получил известное образование, скромное, если сравнить его с образованием его детей и внуков. Он никогда не научился писать. Но он отличался научной любознательностью, особенно интересуясь религиозными познаниями. Он любил пение, и сам пел в церкви. Он выражался ясно, говорил много и легко. Он знал латинский язык и немного понимал по-гречески. Уже взрослым человеком он изучил риторику, диалектику и в особенности астрономию. За столом он заставлял читать античных историков, но особенно любил произведения блаженного Августина, и больше всего «О граде божием». Современники хвалят его набожность, его щедрость к Церкви и к бедным, его доброту. К нему можно было добраться без особенных церемоний: и франки, и иностранцы встречали хороший прием. Он старался выбирать дворцовых чиновников из разных частей государства, чтобы всякий приходящий к нему нашел соотечественника, который мог бы его ввести. Сам он беседовал дружески-просто со своими гостями: он входил в их дела, расспрашивал их о родных и для каждого находил нужное слово.

Власть его представляется более сложной, чем власть Меровингов. По праву наследования и по праву избрания, он, как и они, является королем франков, rex Francorum . Этот титул он носит неизменно. Но, вместе с тем он — наследник цезарей, и с 801 года титулуется «светлейшим августом, Богом венчанным, великим императором-миротворцем, правящим Империей Римской». Он чтит Рим и хранит в своей сокровищнице план Вечного города, выгравированный на серебряной доске. Он заботится постоянно о его нуждах, посылает в Рим доски, бревна, все необходимое для поддержания его церквей, особенно базилики апостола Петра, которую он осыпает золотом, серебром и драгоценными камнями. Наконец, ведь помазание сделало его преемником Давида и Соломона. Ему часто напоминают это мистическое происхождение его власти. «По особой милости своей, — говорит поэт, — Христос благоволил дать народу своему главу, который обладает верою и добродетелью славного царя Иудеев. И если слава Давида обошла земли, слава Карла возносится до звезд небесных».

Уже Меровинги претендовали на это священное звание, но Карл, получивший церковное помазание, сын преобразователя церкви, покровитель папы и распространитель христианства своими победами, есть христианский монарх, царь Церкви с большим правом, нежели Хлодвиг, Гунтрамн и Хильдеберт.

На стенах Ингельгеймского дворца были тогда изображены большие исторические сцены [471]: подвиги Давида, построение храма Иерусалимского при Соломоне, Константин, покидающий Рим ради Константинополя, портрет Феодосия, Карл Мартелл, побеждающий фризов, Пипин, покоряющий Аквитанию, и славный сын его, «подчиняющий своей власти когорту саксов». В этой живописной галерее король франков, император римлян, помазанный король, Карл пожелал изобразить далекие и близкие прецеденты и начала своей власти.

Таковы разные элементы, из которых сложилась власть, являвшаяся, по крайней мере в теории, абсолютной. Все обязаны повиновением королевской воле, выражающейся в его бане ( banus ). «Никто да не осмелится, — гласит капитулярий, — нарушить бан или повеление государя императора, ни оспаривать его деяний, ни мешать им, ни уменьшать их, ни делать чего-либо противного его воле и велениям». Это — римский принцип: «Что угодно государю, имеет силу закона».

Верность подданных королю и императору освящается и закрепляется приносимой ими присягой [472]. Обычай присяги существовал в меровингскую эпоху. При первых Каролингах он вышел из употребления, но его восстанавливают после двух заговоров на жизнь Карла. Первый образовался в Тюрингии в 786 году под руководством графа Гардрада; второй был устроен в 792 году, во время войны с аварами, сыном Карла и Химильтруды, Пипином Горбатым, который задумал умертвить отца и братьев. Франкские магнаты, недовольные влиянием, какое имела на короля суровая и жестокая королева Фастрада, приняли участие в заговоре. Лангобардский диакон Фардульф узнал и донес о нем, в награду за что был сделан аббатом св. Дионисия. Заговорщики были преданы суду Регенсбургского собрания, и по его приговору обезглавлены, повешены или сосланы. Пипин, осужденный на смерть, был помилован Карлом и заключен в Прюмский монастырь, где и умер в 811 году. Во время допроса заговорщики, в оправдание своего проступка, ссылались на то, что они не приносили присяги на верность королю. Тогда Карл установил следующую формулу, которую мы находим в капитулярии 23 марта 789 года: «Я, такой-то, обещаю быть и оставаться верным моему государю и королю Карлу и его сыновьям, — без обмана и без худых замыслов, во все дни моей жизни». Эта присяга должна приноситься епископами, аббатами, архидиаконами, канониками, приходскими священниками, монахами, графами, королевскими вассалами, викариями, сотниками, «людьми епископов», «людьми графов», «людьми других» (подразумевается — земельных собственников), колонами короля и Церкви, даже сервами. «Все да присягают», omnes jurent .

После того, как Карл стал императором, присяга подданных получает еще больше значения. В 802 году Карл повелевает, чтобы все те, кто принес ему присягу, как королю — возобновил ее по отношению к императору; чтобы ее принесли все, начиная с 12-летнего возраста. В Аахене в этом году созывается общее собрание. Карл принимает присягу присутствующих, и королевским посланцам, посланным по всей Империи, поручается принять ее от всех подданных. Вот ее текст: «Я обещаю хранить верность государю Карлу, благочестивейшему императору, сыну короля Пипина и королевы Бертрады, верность, какою человек (homo) повинен своему государю; обещаю быть верным его царству и его праву. Эту присягу, которою я клялся, я сохраню и хочу хранить, начиная с нынешнего дня, поскольку я знаю и понимаю ее, с помощью Бога, создавшего небо и землю, и святых мощей его, которые находятся в этом месте».