Эрнест Лависс - История Франции в раннее Средневековье

Древние не знали такого политического союза, который не был бы, вместе с тем, и религиозным. Всякий город, всякая группа городов имели общий культ, соединявший их членов. Поэтому поклонение императорам явилось необходимым завершением, как бы ключом свода в здании, воздвигнутом римскими победами. Эта религия одна могла быть принята без противодействия, ибо она подымалась выше местных религий, как власть императора выше местных правительств. Общение в этом культе было общением в преданности величеству Империи.

Конечно, такая религия предполагает некоторое принижение идеи человеческого достоинства. Она не мирится с теми чувствами, которые были душой старых республик. Неудивительно, что ее колыбелью были страны Востока, искони воспитанные в рабстве. С Востока монархическое идолопоклонство передалось в Грецию, из Греции зараза пошла на Запад. То был момент, когда усталый мир видел спасение только во владычестве одного господина. Из этого видимого провидения он сделал бога. Человек мог оказаться ниже этой роли, — но самой роли было довольно, чтобы поднять его выше положения смертного. Конечно, нельзя не заметить во всем движении, создавшем культ императоров, участия самой власти: оно сказывается в целом ряде случаев, и если оно не всегда было заметно, то всегда деятельно. Однако было бы ошибкой видеть в своеобразном поклонении только рабскую покорность, низкое угодничество. Скептики, одинаково равнодушные ко всякой религии, приспосабливались и к этой, как к политическому учреждению, другие находили здесь выход своим суеверным инстинктам, которые в ту пору проявились сильнее, чем когда бы то ни было.

Следует различать культ умерших императоров и почитание живого. В самом Риме вторая форма почти не имела места, по крайней мере, официально. Это было как бы привилегией города-победителя, и в этом чувствуется еще пережиток его былой гордости. Император, пока был жив, являлся, так сказать, лишь кандидатом на божественность. Только после его смерти его возводили в ряды « divi », т. е., строго говоря, не богов, а людей, которых уподобляли богам церемонией апофеоза, освящения. От сената зависело, дать или не дать ему такую канонизацию. Провозглашенный божеством, divus , он получал и в столице свои алтари, своих жрецов. Лишенный этой высшей почести, он, тем самым, вычеркивался из списка добрых государей. Так, под религиозной формой, апофеоз служил для сената средством судить истекшее царствование: одобрить его или предать осуждению.

Культ divi распространится и в муниципиях, но провинция будет воздавать почести также и царствующему императору . Рим чтил императоров, которые заслужили обожествление, провинции обожали Империю вообще и человека, который ее в данный момент воплощал. Август верно наметил характер этого культа, присоединив к нему культ богини Roma . Рим не мог обожать самого себя, но он был предметом обожания для покоренных народов. Божественность Рима и царствующего Августа была для них чем-то единым. Так именно сложилась религия «Рима и Августа».

Организация провинциального культа императоров разнилась, в зависимости от страны и от инициативы, предоставленной населению. Особенное несходство замечается тут между Западом и Востоком. На Востоке религия Рима и Августа могла приспособиться к существующим обычаям; на Западе она целиком была создана вновь. Римляне, став господами греческих стран, нашли в них множество союзов, наполовину политических, наполовину религиозных, которые они стремились обезвредить. Они ими и воспользовались, как центрами для новой религии. Для этого нужно было только соединить ее обряды с прежними. Иначе слагалось дело на Западе, где политические организации были гораздо более рудиментарны. И эти народы имели некоторые зародыши федеративных учреждений. Мы видели, что галльские племена умели в отдельных случаях сговариваться между собой, но их совещания не носили правильного периодического характера, что же касается «судебных заседаний» друидов в стране карнутов, то мы имеем полное основание сомневаться в их существовании. Итак, здесь приходилось строить почти на пустом месте. Если на Востоке императорский культ был введен путем прививки или подстановки, то на Западе он создал свою собственную область, отдельно от старых племенных религий.

Другое отличие заключалось в том, что на Востоке традиция заставила сохранить прежние группировки, не соответствовавшие делению на провинции. На Западе ничто не мешало установить гармонию между административными и религиозными организациями. «Провинции» явились там кадрами и для культа императоров, их столицы — центрами поклонения новому богу. На новой почве влияние центрального правительства сказывалось гораздо сильнее. Это видно по одной надписи, найденной в Нарбонне [64]. Это, по-видимому, отрывок закона, изданного Августом. Он содержит очень детальные указания относительно прав и обязанностей провинциального жреца в Нарбоннской провинции.

Первый храм религии императоров был воздвигнут в Азии в 29 г. до P. X.; в 25 году появился второй в Таррагоне, в Испании. В Галлии был выстроен третий в 12 году, когда Друз готовился к походу против германцев. Это обстоятельство вызвало известное брожение в умах. Прежде чем удалиться, он, желая предупредить всякую враждебную попытку, созвал в Лионе собрание видных людей из Галлии. Они постановили построить на средства всех общин знаменитый алтарь, символ верности Трех Галлий. К тому же времени относится, вероятно, установление императорского культа в Нарбонне. Мы не знаем, когда он возник в Коттийских Альпах; в Морских Альпах мы его встречаем в 181 году. Но в Германии уже с началом войн создан был алтарь убиев. Через несколько лет (2 г. до P. X.) воздвигнут второй на берегах Эльбы, правда, скоро разрушенный. Завоевание Десятинных полей, в свою очередь, было освящено созданием алтаря, посвященного Флавиям — Аrа Flavia .

Из всех указанных религиозных центров наиболее известным и самым важным по значению является Лионский алтарь. Римская политика удивительно умела возбуждать среди галлов сознание общности теми же средствами, какими она укрепляла в них чувство их подчинения. Единство, о котором они грезили среди братоубийственных распрей, наконец осуществилось в атмосфере глубокого мира, под охраной завоевателя. Надлежало устранить все поводы для взаимной ревности, когда-то подрывавшей между ними союзность. Ни один из старых галльских городов не должен был стать всеобщим центром новой религии, куда сходились бы все civitates . Надо было избрать новое место для общего алтаря, которое не возбуждало бы зависти. Этим местом не был избран сам Лион, в качестве римской колонии не подходивший для того, чтобы служить органом единения Галлии. Алтарь был воздвигнут рядом с городом, на полуострове, образуемом слиянием Роны и Соны (на склоне нынешнего холма Круа-Русс). Здесь выделена была нейтральная или федеральная территория, которая не входила в состав какого-нибудь муниципия, она принадлежала всем вместе и никому в отдельности. Этой территорией заведовало от имени Собрания Галлии особое должностное лицо, именовавшееся magister (магистр) (это обычное название главы пага-волости). Здесь образовался как бы священный город для нового культа.