Юрий Кривошеев - Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

«Государственная традиция» автором и формулируется как «историко-генетическая преемственность общих, основных и существенных принципов, признаков и компонентов государственного устройства, передающихся от одних государств к другим». Основа традиции «представления о порядке и способе определенной деятельности»: «традиция существует не в форме деятельностных актов, а прежде всего в виде представлений о них». [461]

Таким образом, «государственная традиция в Монгольской империи проявлялась в двух направлениях — идеологическом оправдании завоеваний и организации управления (концепция верховной власти, соправительств, система крыльев и улусов, престолонаследие); или как «традиция построения империи и традиция "объединения" кочевников». [462]

Примечательно и то, что автор не рассматривает в качестве всеопределяющей основы формирования и функционирования монгольской государственности «экономический базис», полагая, что у кочевников с начала нашей эры до середины II тысячелетия «формы собственности и власти остаются принципиально неизменными». [463]

Важен и его вывод о том, что «традиционные нормы государственного строительства, возникшие у кочевников, оказались наиболее жизнеспособными на степных территориях империи — в Монголии и Золотой Орде». [464]

Наконец, следует согласиться с автором и в том, что «разбор особенностей государственной традиции — явления, присущего всем государствам, — имеет и общесоциологическое значение». [465]Безусловно, как будет показано дальше, это применимо и к средневековой Руси, даже находящейся в даннической зависимости от монголов.

Работы Т.Д. Скрынниковой продолжают исследование внутренней структуры монгольского общества. Но если Н.Н. Крадина и В.В. Трепавлова интересуют в большей степени «внешние» атрибуты проявления государственности, то Т.Д. Скрынникова анализирует эти проявления, исходя из социально-психологических (ментальных) представлений. Харизма и власть в монгольском обществе — вот две основные составляющие ее исследований. [466]Автор ставит вопрос и шире: «Можно ли считать монгольское общество феодализированным, а его организацию — государственной (и является ли государственность внутренне ему присущей), или оно характеризуется как дофеодальное, догосударственное»? [467]

«Анализ терминов социальной организации, обозначение иерархии предводителей, их взаимоотношения и связи, наблюдение за выборными и наследственными должностями, превращение одной в другую, характер совета, где происходили выборы, — все это позволяет уточнить точку зрения на характер монгольского общества». [468]То есть и в данном случае наблюдается отход от прежнего алгоритма исследования, который, как мы видели, заключается в анализе или просто постулировании социально-экономических отношений в монгольском средневековом обществе как феодальных (раннефеодальных); далее разбирается надстройка — социально-политические страты и сама политическая система соответственно как феодальные или феодализирующиеся. Здесь наблюдение ведется не от схемы, а от самой социально-политической действительности, отраженной в источниках.

Политогенез монгольского общества Т.Д. Скрынникова делит на два этапа. Первый — XII в. — она характеризует так: «Отсутствие у монголов таких основных признаков государственности, как территориальное деление, управленческий и налоговый аппараты, свидетельствует о догосударственном уровне развития общества и позволяет определить его как потестарное — предгосударственное и предполитическое. Монгольскую средневековую социально-потестарную организацию можно определить как вождество с военной демократией и военной иерархией, обеспечивавшими цельность этносоциального объединения в длительный для кочевников период перехода от разлагающегося родоплеменного общества к государству через предгосударство. Кочевые объединения возникают на базе «генеалогического родства», часто условного. Даже в период кочевой империи как высшей формы организации и централизации монгольского общества не меняется патриархальный характер ее ядра. Можно согласиться с Г.Е. Марковым в том, что в зависимости от мирного или военного периодов истории кочевого общества оно определялось как патриархальное или военно-демократическое, точнее — военно-иерархическое». [469]

Рубеж XII–XIII вв. — это уже «период перестройки потестарного организма монгольского этноса, вызванный политической активностью процесса укрупнения этнопотестарных образований»: от родовых предводителей власть переходит к военным предводителям (хотя часть родовых лидеров сохраняет свои позиции). «В разделении правителей на две группы отразились два типа властных отношений: традиционный и харизматический. Но между этими двумя группами нет резкой границы, прежде всего потому, что все они являются лидерами благодаря обладанию харизмой»: либо по наследству, либо приобретенной. В конечном итоге происходило по сути возвращение к традиционному типу. [470]

Следовательно, монгольское общество XII–XIII вв. рассматривается Т.Д. Скрынниковой как потестарно-политическое с неразвитой классовой структурой, отсутствием государственных институтов как формы его функционирования и, следовательно, наличием соответствующих традиционных институтов власти. «Именно поэтому особую роль в жизни социума играл лидер», — отмечает она. [471]

Таково современное состояние проблемы внутреннего развития средневекового монгольского общества. Анализируя кочевниковедческую историографию, Л.Н. Гумилев пришел в свое время к такому выводу: «Ученые русской школы настолько сроднились с Центральной Азией, что научились смотреть на ее историю "раскосыми и жадными" глазами степняков. Благодаря этому наши ученые уловили много нюансов, ускользавших от западных европейцев, и создали своеобразный аспект изучения кочевого мира». [472]Нынешние исследования отечественных ученых, думается, лишь подтверждают это.

Экскурс в историографию, а также обзор современной историографической ситуации нами был совершен не ради, как может сложиться впечатление, академического любопытства. Отнюдь не безразличным представляется нам, с кем в третьем-четвертом десятилетии XIII в. пришлось встретиться русскому народу. Ведь во многом, исходя из общественного устройства, быта, мировоззрения, и строятся взаимоотношения между этносами-социумами.

Принимая во внимание рассмотренные работы новейших отечественных исследователей-востоковедов, можно говорить, что в XIII в. произошло столкновение двух достаточно близких по своему социальному развитию миров (так как и на Руси, и у монголов во многом определяющую роль играли архаические архетипы и основы), но двух разных по быту и мировоззрению этносов. Эти факторы, как представляется, и наложили отпечаток на их сложные длительные взаимоотношения, которые начались, как известно, в 1223 г.