Вадим Каргалов - Русь и кочевники

Батый возвратился из западного похода на Нижнюю Волгу в 1242 г. и основал новое государство — Золотую Орду с центром в городе Сарай-Бату. Владения Золотой Орды тянулись от Иртыша до Дуная, включая часть Средней Азии, Крым и Северный Кавказ. Русь не входила непосредственно в состав Золотой Орды, никогда не была «ордынским улусом». Русские князья попали в вассальную зависимость от ордынских ханов. Такая зависимость была тяжелой, основанной на ханском произволе и насилии, но все-таки сохраняла некоторые условия для самостоятельного развития страны. В русских княжествах сохранялась своя княжеская администрация, войско, религия, привычный уклад жизни. Золотоордынский хан считался верховным правителем, из его рук князья обязаны были получать «ярлыки» на свои княжения, выплачивать тяжелую дань, посылать свои дружины для участия в ордынских походах.

Почему Северо-Восточная Русь не вошла непосредственно в состав Золотой Орды, подобно, например, Волжской Булгарии и некоторым южнорусским княжествам?

Видимо, сыграл роль целый комплекс причин — и политических, и военных, и естественно-географических.

В Северо-Восточной Руси завоеватели встретили особенно упорное сопротивление, причем многие крупные центры уцелели, сохранили свой военный экономический потенциал (Новгород, Псков, Смоленск, Белоозеро и другие заволжские города). Не могли не учитывать завоеватели и возможности обращения русских князей за военной помощью к Западу. Наконец, в лесистом междуречье Оки и Волги, не говоря уже о Русском Севере, не было природных условий для постоянного пребывания больших масс ордынской конницы, она могла приходить сюда только кратковременными «науздами». Это вынуждало хана использовать имеющуюся на Руси государственную систему, ограничиваясь контролем за деятельностью русских князей и карательными походами в случае любого неповиновения. По этим же причинам устойчивая система владычества над Русью оформилась не сразу, для ее установления потребовалось несколько десятилетий.

Весной 1238 г. полчища Батыя отошли в половецкие степи. Занятые ожесточенной войной с половцами и аланами, походами на порубежные русские «грады» и подготовкой большого похода на запад, завоеватели не нападали на Северо-Восточную Русь. «И бысть то летом все тихо и мирно отъ Татаръ», — сообщает летописец [262]. В опустошенной страшным «Батыевым погромом» Северо-Восточной Руси начинает восстанавливаться нормальная жизнь. В свои столицы возвращаются уцелевшие князья. Князь киевский и новгородский Ярослав Всеволодович, брат убитого на реке Сити великого князя Юрия, «седе на столе в Володимери», а его младшие братья Святослав и Иван — в Суздале и Стародубе [263]. Во Владимирскую землю постепенно возвращалось разогнанное «Батыевым погромом» население. Летописцы сообщают о восстановлении городов, о новом заселении сел и деревень. Возвращение населения во Владимирское княжество происходило, по-видимому, довольно быстро, так как уже в следующем 1239 г. великий князь смог собрать значительные силы для похода на Смоленск: «Иде Смолиньску на Литву, и Литву победи, и князя ихъ ялъ, а Смольняны оурядив» [264].

Записей о татарах в русских летописях в первые три-четыре года после нашествия нет вообще: видимо, страшный «Батыев погром» был воспринят современниками как кратковременный опустошительный набег кочевников, после которого степные завоеватели возвратились в степи и фактически исчезли из поля зрения летописцев [265]. Русские князья в первые годы после нашествия были заняты больше восстановлением своих разгромленных княжеств и распределением княжеских столов, чем проблемой установления каких-либо отношений с ушедшими за пределы русских земель завоевателями. Межкняжеские отношения не претерпели особых изменений в результате нашествия: на владимирский великокняжеский стол сел следующий по старшинству «Всеволодович», раздав остальные города своим братьям и племянникам.

Положение изменилось, когда монголо-татары после похода в Центральную Европу снова появились в южнорусских степях. Перед русскими князьями вплотную стал вопрос об установлении каких-то отношений с завоевателями.

Видимо, полного единодушия в Северо-Восточной Руси по этому вопросу не было. Сильные и богатые города на северо-западной и западной окраинах, не подвергшиеся татарскому разгрому (Новгород, Псков, Полоцк, Минск, Витебск, Смоленск), выступали против признания зависимости от ордынских ханов. В представлении летописца XVI в. Новгород даже «отделился» тогда от «Руси», не желая признавать ордынскую власть: «въ тоя же торкая Батыева времчина отвергоша они (новгородцы. — В.К .) работнаго ига, видевше держаще державныхъ Рускихъ нестроение и мятежь, и отступиша тогда, и отделишася отъ Руси, царства Владимерскаго. Оставше бо Новгородцы отъ Батыя не воеваны и не пленены» [266]. Северо-западные русские земли, почти не пострадавшие от нашествия, не только сохранили свои богатства и вооруженные силы, но даже пополнили население за счет беглецов из восточных княжеств. Это оказывало, конечно, значительное влияние на внешнеполитический курс великого князя.

Существование двух группировок — северо-западной, выступавшей против признания зависимости от Орды, и ростовской, склонявшейся к установлению мирных отношений с завоевателями, — во многом определяло политику великого владимирского князя. Эта политика в первое десятилетие после нашествия Батыя была двойственной. С одной стороны, большая часть Северо-Восточной Руси была опустошена нашествием И уже не имела сил для открытого сопротивления завоевателям, что делало неизбежным признание, хотя бы формальное, зависимости от золотоордынских ханов. Нельзя не учитывать и того обстоятельства, что добровольное признание власти ордынского хана обеспечивало лично великому князю определенные преимущества в борьбе за подчинение своему влиянию других русских князей. В случае же отказа Ярослава Всеволодовича явиться в Орду великокняжеский стол мог при поддержке Батыя перейти к другому, более сговорчивому князю. С другой стороны, существование сильной оппозиции ордынской власти в Северо-Западной Руси и неоднократные обещания западной дипломатией военной помощи против монголо-татар могли пробуждать надежду при определенных условиях противостоять притязаниям завоевателей. Кроме того, великий князь не мог не считаться с антитатарскими настроениями народных масс, которые неоднократно выступали против иноземного ига.

Все это привело к тому, что великие владимирские князья после формального признания власти золотоордынских ханов пытались выступить против монголо-татарского владычества, и факт признания этой власти еще не означал в действительности установления над страной иноземного ига. Первое десятилетие после нашествия является периодом, когда иноземное иго еще только оформлялось, и в стране побеждали силы, поддерживавшие татарское владычество.