ХЕНДРИК ВИЛЛЕМ ВАН ЛУН - ТЕРПИМОСТЬ

Тем временем город пережил очень трудный период. Прошло пять лет с тех пор, как борьба за лидерство на Греческом полуострове закончилась поражением Афин и окончательной победой спартанцев. Это был полный триумф мускулов над мозгом. Излишне говорить, что это продолжалось не очень долго. Спартанцы, которые никогда не написали ни строчки, достойной запоминания, или не внесли ни единой идеи в общую сумму человеческих знаний (за исключением некоторых военных тактик, которые сохранились в нашей современной игре в футбол), думали, что они выполнили свою задачу, когда стены их соперника были разрушены, а афинский флот сократился до дюжины кораблей. Но афинский ум ничуть не утратил своего проницательного блеска. Спустя десять лет после окончания Пелопоннесской войны старая гавань Пирея вновь наполнилась кораблями со всех концов света, и афинские адмиралы снова сражались во главе союзных греческих флотов.

Более того, труд Перикла, хотя и не был оценен по достоинству его современниками, превратил город в интеллектуальную столицу мира – Париж четвертого века до рождества Христова. Любой, кто в Риме, Испании или Африке был достаточно богат, чтобы дать своим сыновьям популярное образование, чувствовал себя польщенным, если мальчикам разрешалось посещать школу, расположенную в тени Акрополя.

Ибо этот древний мир, который нам, современным людям, так трудно правильно понять, серьезно относился к проблеме существования.

Под влиянием раннехристианских врагов языческой цивилизации утвердилось впечатление, что средний римлянин или грек был в высшей степени аморальным человеком, который воздавал поверхностное почтение некоторым туманным богам, а в остальное время проводил часы бодрствования за обильными обедами, выпивая огромные бочки салернского вина и слушая красивые песни и болтовню египетских танцовщиц, если только для разнообразия он не шёл на войну и не убивал невинных германцев, франков и даков ради чистого развлечения – пролития крови.

Конечно, и в Греции, и тем более в Риме было очень много торговцев и военных наёмников, которые сколотили свои миллионы, не обращая особого внимания на те этические принципы, которые Сократ так хорошо сформулировал перед своими судьями. Поскольку эти люди были очень богаты, с ними приходилось мириться. Это, однако, не означало, что они пользовались уважением сообщества или считались достойными похвалы представителями цивилизации своего времени.

Мы раскапываем виллу Эпафродита, который сколотил миллионы, будучи членом банды, помогавшей Нерону грабить Рим и его колонии. Мы смотрим на руины дворца из сорока комнат, который старый спекулянт построил на свои неправедно нажитые доходы. И мы качаем головами и говорим: “Какой разврат!”

Затем мы садимся и читаем труды Эпиктета, который был одним из домашних рабов старого негодяя, и мы оказываемся в обществе духа столь возвышенного и прославленного, как никогда в жизни.

Я знаю, что делать обобщения о наших соседях и о других народах – один из самых популярных видов спорта в помещении, но давайте не будем забывать, что философ Эпиктет был таким же истинным представителем того времени, в которое он жил, как и Эпафродит, императорский лакей, и что стремление к святости была так же велика двадцать веков назад, как и сегодня.

Несомненно, это был совсем другой вид святости, чем тот, который практикуется сегодня. Это был продукт по существу европейского мозга и не имел ничего общего с Востоком. Но “варвары”, которые провозгласили это своим идеалом того, что они считали самым благородным и желанным, были нашими собственными предками, и они медленно развивали философию жизни, которая была весьма успешной, если мы согласимся, что чистая совесть и простая, прямолинейная жизнь вместе с хорошим здоровьем и умеренным но достаточным доходом – лучшая гарантия общего счастья и удовлетворенности. Будущее души не слишком интересовало этих людей. Они приняли тот факт, что они были особым видом млекопитающих, которые благодаря своему интеллектуальному применению поднялись высоко над другими существами, которые ползали по этой земле. Если они часто упоминали Богов, то использовали это слово так же, как мы используем “атомы”, или “электроны”, или “эфир”. У начала вещей должно быть имя, но Зевс в устах Эпиктета был такой же проблематичной величиной, как x или y в задачах Евклида, и значил так же много или так же мало.

Этих людей интересовала жизнь, и следом за жизнью – искусство.

Поэтому они изучали Жизнь во всем ее бесконечном разнообразии и, следуя методу рассуждения, который придумал и сделал популярным Сократ, достигли некоторых очень замечательных результатов.

То, что иногда в своем рвении к совершенному духовному миру они впадали в абсурдные крайности, достойно сожаления, но не более, чем по-человечески. Но Платон – единственный из всех учителей древности, кто из чистой любви к совершенному миру когда-либо проповедовал доктрину нетерпимости.

Этот молодой афинянин, как хорошо известно, был любимым учеником Сократа и стал его литературным душеприказчиком.

В этом качестве он немедленно собрал всё, что Сократ когда-либо говорил или думал, в серию диалогов, которые можно было бы справедливо назвать сократовскими Евангелиями.

Когда это было сделано, он начал развивать некоторые из наиболее неясных моментов в доктринах своего учителя и объяснил их в серии блестящих эссе. И, наконец, он провел ряд лекционных курсов, которые распространили афинские идеи справедливости и праведности далеко за пределы Аттики.

Во всех этих действиях он проявлял такую искреннюю и бескорыстную преданность, что мы могли бы почти сравнить его со святым Павлом. Но в то время как святой Павел вел самую авантюрную и опасную жизнь, постоянно путешествуя с севера на юг и с запада на восток, чтобы принести Благую Весть во все уголки Средиземноморского мира, Платон никогда не вставал со своего удобного садового кресла и позволял миру приходить к нему.

Определенные преимущества рождения и обладание независимым состоянием позволили ему сделать это.

Во-первых, он был афинским гражданином и через свою мать мог вести свое происхождение не от кого иного, как от Солона. Затем, как только он достиг совершеннолетия, он унаследовал состояние, более чем достаточное для его простых нужд.

И, наконец, его красноречие было таково, что люди охотно отправлялись на Эгейское море, если только им разрешали прослушать несколько лекций в Платоновском университете.

В остальном Платон был очень похож на других молодых людей своего времени. Он служил в армии, но без особого интереса к военному делу. Он занимался спортом на открытом воздухе, стал хорошим борцом, довольно хорошим бегуном, но так и не добился какой-либо особой славы на стадионе. Опять же, как и большинство молодых людей его времени, он проводил много времени в зарубежных путешествиях, пересек Эгейское море и нанес короткий визит в северный Египет, как это сделал до него его знаменитый дед Солон. Однако после этого он навсегда вернулся домой и в течение пятидесяти лет подряд тихо преподавал свои учения в тенистых уголках доставляющего удовольствие сада, который располагался на берегу реки Кефисс в пригороде Афин и назывался Академией.