Дарюс Сталюнас - Польша или Русь? Литва в составе Российской империи

Относительная либерализация советского режима приблизительно с середины 1960-х годов позволила литовским историкам более свободно выбирать темы исследований. В советское время за исключением проблематики, призванной служить упрочению идеологического базиса советской системы [36] Помимо работ, посвященных кириллизации литовской письменности, к исследованиям, рассматривающим национальную политику Российской империи, относится солидная работа Мяйле Лукшене (Meilė Lukšienė), посвященная школам первой половины XIX века: Lukšienė M. Lietuvos švietimo istorijos bruožai XIX a. pirmojoje pusėje. Kaunas: Šviesa, 1970. , с фактографической точки зрения, пожалуй, лучше всего были исследованы темы кириллизации литовской письменности (прежде всего обстоятельства введения и упразднения запрета на печать) и сопротивления литовского общества этой политике (издание литовских книг в Пруссии, их нелегальный ввоз и распространение и так далее) [37] Tyla A. Prie lietuviškųjų spaudinių gotiškomis raidėmis uždraudimo istorijos // Lietuvos TSR aukštųjų mokyklų darbai: Bibliotekininkystės ir bibliografijos klausimai. T. 6. 1967. P. 171–174; Lietuvių spaudos draudimo panaikinimo byla / Par. A. Tyla. Vilnius: LTSR MA Istorijos institutas, 1973; Vėbra R. Lietuvių spaudos draudimo panaikinimo byla // Lietuvos TSR aukštųjų mokyklų mokslo darbai. Istorija. 1976. T. XVI (2). P. 34–50; Merkys V. Nelegalioji lietuvių spauda kapitalizmo laikotarpiu (ligi 1904 m.). Politinės jos susikūrimo aplinkybės. Vilnius: Mokslas, 1978. . Значимость этой темы в литовской историографии того времени связана со стремлением историков отказаться от навязываемой идеологемы «дружбы народов», то есть с определенным интеллектуальным сопротивлением советской системе. Политика царской России в отношении недоминирующих национальных групп могла порождать у читателя аналогии с реалиями советского времени [38] Особенно хорошо известна история, касающаяся опубликованных Антанасом Тилой (Antanas Tyla) в 1973 году исторических источников «Lietuvių spaudos draudimo panaikinimo byla» («Дело об упразднении запрета на литовскую печать»): эту книгу можно было купить, только имея разрешение директора Института истории Академии наук Литовской ССР. . При этом следует признать, что подобная тема не была самой опасной для советского режима – в отличие от многих других проблем литовской истории Новейшего времени ее можно было исследовать, публиковать работы [39] O белорусской историографии см.: Токть С. Российская империя и ее политика на белорусских землях в XIX – начале XX в. в современной белорусской историографии // Западные окраины Российской империи / Науч. ред. М. Д. Долбилов, А. И. Миллер. М.: Новое литературное обозрение, 2006. С. 504. .

Начавшийся после провозглашения независимости Литвы в 1990 году (фактически – в 1988 году) процесс освобождения от идеологических ограничений оставил след и в историографии. В течение последующих десятилетий литовские историки опубликовали намного больше работ, посвященных истории Литвы в составе Российской империи, чем за весь более ранний период существования литовской профессиональной историографии. Рост количества работ был вызван ростом интереса общества к истории, а также ростом числа профессиональных историков-исследователей. У ученых появилась возможность переиздать более ранние работы, освободив их от обязательных в советское время цитат классиков марксизма-ленинизма, и опубликовать исследования, которые советская власть не пропускала в печать [40] Tyla A. Garšvių knygnešių draugija. Vilnius, 1991; Merkys V. Draudžiamosios lietuviškos spaudos kelias 1864–1904. Vilnius, 1994; Idem. Knygnešių laikai 1864–1904. Vilnius: Lietuvos istorijos institutas, 1994; Vėbra R. Lietuviškos spaudos draudimas 1864–1904 metais. Vilnius: Pradai, 1996. . Политические перемены позволили историкам и в Литве, и в других странах постсоветского пространства исследовать новые темы, находившиеся в советское время фактически под запретом, в частности историю различных конфессий, а также российскую конфессиональную политику. Однако с точки зрения развития историографии важны не новые темы сами по себе, но концептуальные изменения.

Прежде всего следует отметить, что сохранилась очень сильная, сформировавшаяся в межвоенный период и развившаяся в советское время этноцентрическая концепция истории, согласно которой власти Российской империи понимаются как носители идей современного национализма, преследовавшие, начиная непосредственно после имевших место в начале XVIII века разделов Речи Посполитой, на территории Литвы основную цель – ассимиляцию литовцев [41] Vėbra R. Lietuvių visuomenė XIX a. antrojoje pusėje. Socialinės struktūros bruožai. Vilnius: Mokslas, 1990. P. 18; Merkys V. Knygnešių laikai. P. 9; Idem. Motiejus Valančius: tarp katalikiško universalizmo ir tautiškumo. Vilnius: Mintis, 1999. P. 49. . Похожие тенденции характерны и для белорусской историографии [42] Szybieka Z. Historia Białorusi. 1795–2000. Lublin: Instytut Europy Środkowo Wschodniej, 2002. S. 24. .

При этом с 1988 года формируется и другая тенденция, представленная в посвященных XIX веку работах историков более молодого поколения – авторов издания «Lietuvių Atgimimo istorijos studijos» («Исследования истории литовского Возрождения»). Кредо этой группы исследователей сформулировали Эгидиюс Аляксандравичюс (Egidijus Aleksandravičius) и Антанас Кулакаускас (Antanas Kulakauskas) в опубликованной в 1996 году книге «Carų valdžioje. Lietuva XIX amžiuje» («Под царской властью. Литва в XIX веке») [43] Aleksandravičius E., Kulakauskas A. Carų valdžioje. XIX amžiaus Lietuva. Vilnius: Baltos lankos, 1996. P. 217. , указав, что предметом книги является «гражданская история Литвы». Переход от этноцентристской перспективы к гражданской, при котором объектом литовской истории становится не одна этническая группа, но все общество, конечно, наблюдается не только в исследованиях, посвященных истории XIX века, но и в работах, посвященных другим эпохам [44] Более подробно см.: Staliūnas D. From Ethnocentric to Civic History: Changes in Contemporary Lithuanian Historical Studies // Emerging Meso-Areas in the Former Socialist Countries: Histories Revived or Improvised / Ed. K. Matsuzato. Hokkaido: Slavic Research Center, Hokkaido University, 2005. P. 311–331. . Новая перспектива позволила по-иному увидеть и историю Литвы XIX века. Для литовских историков стало привычным определять границы Литвы в соответствии с принципом историзма, то есть исследовать Литву такой, какой ее понимали современники [45] В современной белорусской историографии прослеживается тенденция описывать Белоруссию XIX века в этнографических категориях, то есть как территорию с преобладающим белорусским населением. ; изучать не только историю литовцев, но и других проживавших в Литве этнических групп. Наконец, исследователи отказались и от упрощенной оценки российской политики.

В современной литовской историографии подчеркивается, что важнейшими целями российских властей на окраинах империи было обеспечение политической лояльности представителей нерусского населения, обеспечение стабильности империи, и не представляется возможным утверждать, что в течение всего рассматриваемого периода единственным устремлением была ассимиляция представителей других национальностей, и прежде всего – литовцев. Ясно указывается, что главным врагом имперские власти считали поляков и все польское [46] Этот тезис хорошо иллюстрирует исследование российской цензуры в Литве: Medišauskienė Z. Rusijos cenzūra Lietuvoje XIX a. viduryje. Kaunas: Vytauto Didžiojo Universitetas, 1998. , причем, например, при рассмотрении периода правления Николая I невозможно утверждать, что национальная политика была направлена против литовского языка, поскольку литовский язык не считался общественно значимым [47] Aleksandravičius E., Kulakauskas A. Carų valdžioje. P. 67–68. . При этом также подчеркивается, что систематически проводить «политику располячивания» во время правления Николая I власти также не могли, поскольку ощущалась нехватка средств и людей, и, наконец, не ставилась цель уничтожить господствующее сословие – дворянство [48] Aleksandravičius E., Kulakauskas A. Carų valdžioje. P. 72. . Политика «русификации», по утверждению этой группы литовских историков, имела место в течение достаточно непродолжительного периода после подавления восстания 1863–1864 годов [49] Ibid. P. 53, 82–83, 92. . Национальная политика в этот период однозначно оценивается как ассимилятивная [50] Kulakauskas A. Kova už valstiečių sielas. Caro valdžia, Lietuvos visuomenė ir pradinis švietimas XIX a. viduryje. Kaunas: Vytauto Didžiojo universiteto leidykla, 2000. P. 6. Отмечу, что в этой работе элементы такой политики отмечаются уже после восстания 1830–1831 годов. , иногда ее называют и «тотальной русификацией» [51] Kulakauskas A. Rusifikacinės masinio pradinio švietimo sistemos kūrimo Kauno gubernijoje pradžia (XIX a. 7-asis dešimtmetis) // Praeities baruose. Vilnius: Žara, 1999. P. 211. . Такие определения встречаются и в части белорусской историографии, для которой характерна тенденция экстраполировать действия имперских властей, направленные против белорусов, на всю национальную политику на западных окраинах Российской империи [52] Нарысы гiсторыi Беларусi у 2-х частках. Ч. 1. С. 129, 333; Смалянчук А. Ф. Памiж краёвасцю i нацыянальнай iдэяй. Польскi рух на беларускiх лiтоўскiх землях 1864–1917 г. Санкт-Пецярбург: Неўскi працяг, 2004. С. 114; Гiсторыя Беларусi. Т. 4: Беларусь у складзе Расiйскай iмперыи (канец XVIII – пачатак XX ст.). Мiнск: УП «Экаперспектыва», 2005. С. 243, 270. . Большинство авторов, описывая политику российских властей после восстания 1863–1864 годов, отмечают различия между действиями властей в Северо-Западном крае, где дискриминационная политика была достаточно всеобъемлющей, и более мягкой политикой в Августовской (позже – Сувалкской) губернии, где также жили литовцы.