В.И. Карпец - Русь Мiровеева (опыт «исправления имен»)

О предыистории призвания на Царство Михаила Феодоровича Романова сохранились любопытные сведения, приводимые московским родословом ХVIII века иноком Ювеналием (Воейковым):

«Царь ФЕОДОР ИОАННОВИЧ при кончине своей благословил Царице Супруге своей пойти в монастырь. Патриарх ИОВ и БОЯРЕ прощались с ним в слезах. Они спрашивали, не соизволит ли ГОСУДАРЬ назначить по себе Преемника Престола. Но он ответствовал им тихим голосом: Во всем Моем Царстве и в вас волен создавый нас БОГ, како Ему угодно, так и будет. А князь Хилков и прочие согласно пишут, что ЦАРЬ по себе волен Престол и Державу Царственную передать племяннику матери своей Царицы АНАСТАСИИ РОМАНОВНЫ братню Ея сыну ФЕОДОРУ НИКИТИЧУ РОМАНОВУ».

Почему умирающий Царь (а он был бездетен) не упоминает ни одной из боковых ветвей Рюрикова Дома, тех же Шуйских? В конце концов никого из высоко чтимых потомков ордынских царевичей? Почему и речи не ведет ни о каких «советах всея земли», не обращается даже к авторитету Церкви? Наконец, откуда такое внезапное возвышение женской линии в условиях абсолютно патриархального московского быта и права? Допустим даже, что «семидесятилетний старец Ювеналий», как и князь Хилков, что-то «присочинил», но ведь в конце концов так решил и Совет всея земли 1613 года, и, наконец, святой Патриарх Московский Ермоген? В любом случае обоснование нового Царского избрания было основано на признании прав единственно Царицы-родоначальницы Анастасии Романовны. Значит, и умирающий Царь, и Освященный собор, благословивший выбор «земского собора», и, наконец, Патриарх знали нечто, о чем не знали (или умалчивали) и современники, и позднейшие историки? Полагаем, что дело здесь весьма серьезно и непосредственно связано с династической проблемой самого Иоанна Васильевича Грозного. Еще раз оговоримся, что не собираемся оценивать царствование и этого Государя также, тем более с позиций современной политической борьбы; нас в данном случае не интересует, был ли он «создателем прогрессивного войска опричников», злодеем-тираном или праведным истребителем ереси жидовствующих. Действия Государя мы не собираемся ни «осуждать», ни «оправдывать». Речь идет исключительно о династическом аспекте. Конкретно, об особой династической миссии Анастасии Романовны в сохранеии Царского Рода, все о той же «подземной реке».

Некоторое время назад в приложении к «Независимой газете» была опубликована статья Олега Мраморнова «Неистребимый призрак русской истории»; статья, написанная в целом с либерально-интеллигентских позиций, для нас неприемлемых. Однако автору, который известен как человек добросовестный, удалось обозначить и обобщить данные большинства историков о происхождении Грозного Царя. Позволим себе привести цитату из его обобщения, выделив интересующие нас аспекты, заранее принося читателю свои извинения за «либеральную лексику» г.Мраморнова:

«Двадцатилетний брак Василия Ш с Соломонией Сабуровой был бездетен. Винить в этом только Соломонию нет достаточных оснований. Известный оппонент Ивана Грозного, первый русский эмигрант-литератор князь Курбский имел смелость писать о том, что отец его врага Василий искал знахарок и колдунов, которые помогли бы ему обрести мужскую силу. В конце концов Великому Князю с помощью митрополита Даниила и угодливой части духовенства удалось спровадить законную жену в монастырь против ее поли — на горизонте маячил обворожительный облик юной литовской княжны Елены Глинской… Свадьба состоялась в 1526 году. Наследник Иван родился в 1530-м. Промежуток в три с половиной года доставил стареющему Князю немало хлопот. В этот период он снова лечится […] Наследник родился. Но от кого? После смерти Василия Ш Елена в открытую жила с князем Овчиной Телепневым-Оболенским. А до кончины Князя Василия была ли такая альковная связь? Ее вероятность не исключена. В мамках у Елены была сестра князя Овчины […] У Ивана Васильевича была тяжелая наследственность. […] В роду Телепневых-Оболенских наследственные душевные болезни не были редкостью […] Одна из самых ранних расправ Ивана Васильевича приходится на 1547 год — ему было всего 17 лет, и он только готовился стать царем. Летописец сообщает, что „велел Князь Великий казнити князя Федора княж Иванова сына Овчины Оболенского“.

В этом случае получается, что на Московском престоле оказывается в лучшем случае князь Оболенский: в нарушение благословения святого Митрополита Алексия на Московский престол только прямого потомства Рюриковичей-Даниловичей. О чем Иоанн IV, естественно, знал или догадывался.

Существует также и иная версия, также ставящая под сомнение строгую легитимность Иоанна IV.

«В обстоятельствах вокруг появления на свет Ивана Васильевича есть и еще один, и даже более интригующий момент. Его прежде знали по „Запискам о московских делах“ Сигизмунда Герберштейна, но особенного значения не придавали, полагая, что заезжий иностранец что-то напутал или приврал. Не так давно писатель и историк Андрей Никитин развил этот сюжет более детально. У заточенной в суздальлском Покровском монастыре Соломонии Сабуровой — инокини Софии — рождается сын — Георгий, Юрий. Соломония в принципе могла забеременеть накануне своего насильственного пострижения, дабы отести от себя нависшую угрозу (тоже лечилась?). В таком случае именно рожденный Соломонией Сабуровой мальчик и был законным наследником престола Великих Московских Князей».

О.Мраморнов полагает, что стремление уничтожить этого законного наследника и было главной причиной опричнины, но он сам же ссылается на раскопки А.Варганова, обнаружившего в предполагаемом месте захоронения тряпичную куклу, что доказывает отсутствие какого-либо потомства Соломонии. Но, если это потомство было, и было от Василия Ш, то Иоанн IV никаких прав на Престол как рожденный во втором браке не имел. Так или иначе, приходится признать справедливость вывода, «что в подлинности Великокняжеского происхождения Ивана IV нельзя быть однозначно уверенным».

Напомним, что Иван Тимофеев в своем «Временнике» различает Царей «первосущих, истиннейших и природных» и Царей «чрез подобство (выделено нами — В.К.) наскакающих на царство». «Ни узурпация престола, ни даже законное в обрядовом отношении поставление на Престол (венчание на Царство) (выделено нами — В.К.) еще не делает человека Царем […] иначе говоря, различаются безусловный и условный (конвенциональный) смыслы слова Царь („самоцарь“), — пишет Б.А.Успенский. Совершенно очевидно, что именно „самоцарь“ стремится любым путем утвердить свои Царские прерогативы, ищет внешнего их подтверждения. Точно так же в Европе первое королевское помазание от руки Папы (в отличие от нерукотворного помазания Хлодвига) вводит узурпатор Пипин Короткий. В Древней Церкви существовало мнение, что Цари миропомазуются на Царство во чреве матери, а помазание церковное — внешне-видимое подтверждение помазания от Бога. Этот взгляд был воспринят и Русью. В „Сказании“ Авраамия Палицына Царь Михаил Феодорович — „прежде рождения его от Бога избранный и из чрева матерня помазанный“. Само же поставление Царя на Царство, если уподоблять его таинству, соответствует браковенчанию, которое не включает в себя миропомазания, но носит последовательно евхаристическую природу — в древности жених и невеста причащались из одной Чаши. В „священнотаинственном венчании Царей на Царство“ введение особого миропомазания, возможно, также объективно оказалось (вольно или невольно) оттенением главного Таинства Церкви — Таинства Святого Тела и Святой Крови. И в этом, к сожалению, Византия следовала за Римом, всегда умалявшим кровь за счет помазания. В случае же „рода русого“ и на Западе, и на Востоке изначально было иначе, и до XVI века об этом помнили. Иоанн IV, хотя уже вполне осознававший свое именно византийское преемство, в то же время имел вполне определенное мнение о достаточности права крови. „Что касается королевского титула, — рассказывает историк-иезуит П.О.Пирлинг, — то бояре не замедлили ответить, что Иван, благодарение Богу, получил свою власть по наследству, от отцов, владеет неоспоримыми на нее правами и не нуждается ни в какой конфирмации“. Вспомним, именно конфирмации власти добивались (и добились!) от Ватикана Каролинги! Здесь можно возразить, что речь шла только лишь о неприятии католического миропомазания „на королевство“. Это, разумеется, верно, и именно эту сторону обычно принято подчеркивать, что весьма понятно. Но характерно вот что: Иоанн Ш не вступает с папским послом, в отличие от Иоанна IV, в „прения о вере“ — он и так уже однозначно засвидетельствовал свое Православие и верность византийским канонам, женившись на Софии Палеолог и осудив новгородских еретиков-жидовствующих. В данном случае Иоанн Ш акцентирует именно неоспоримое природное право на власть, наследие предков, право по крови.