Александр Шубин - Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989 г.г.)

Неформалы, если рассматривать их как явление в целом, обнаруживают очень мало табу и ограничителей. Несмотря на то, что каждая неформальная группа имела свои мифы, стереотипы и табу, общего идеологического контура практически не существовало (за исключением общих с диссидентами принципов ненасилия, разделявшихся большинством). В неформальной среде довольно спокойно общались «демократы», «патриоты», анархисты, монархисты, коммунисты, социал-демократы и либерал-консерваторы различных оттенков. Часто и наиболее тесные связи неформалов устанавливались совсем не по идеологическим принципам, а по направлениям деятельности – защитники памятников, педагоги, экологисты и другие. Тем не менее неформалов несложно отделить как от диссидентского, так и от общедемократического движения. В отличие от диссидентов неформалы спокойно относились к взаимодействию с властями, вхождению в государственные и официозные структуры. Они без особых мук совести демонстрировали лояльность к господствующей идеологии, методически разрушая устои режима (иногда, кстати, несознательно). В отличие от «демократов» неформалы скептически относились к признанным «прорабам перестройки» и «демократическим лидерам» из старой правящей элиты, предпочитали действия в малых группах, то и дело раскалывая «демократический фронт». Неформалы предпочитали ставить в центр своей деятельности какую-то конкретную социальную работу. При этом почти все неформальные группы имели собственную, подчас весьма оригинальную идеологию, что не позволяло этой среде согласиться на единые идеологические принципы, в то время как диссидентам и демократам легко удалось договориться в основном.

Выделим основные, на наш взгляд, черты неформальной среды:

› преобладание связей горизонтального характера (в отличие от демократическо-популистского движения и партийных структур более позднего времени);

› приверженность социальному творчеству, склонность к поиску новых социальных форм, альтернативизму, «конструктивному утопизму»;

› органический демократизм, стремление к самоуправлению, внутренней антиавторитарности, «коллективному руководству»;

› слабая артикулированность, «прописанность» формальных отношений, формирование внутренней структуры организаций по принципу «корней травы», без системы, на основе личностных связей, стремление к созданию собственной микросреды, стиля жизни (как и диссиденты, но не «демократы», в большинстве своем разделяющие жизнь и «общественную деятельность»);

› отсутствие жестких ограничений на сотрудничество, например, с властью (в отличие от диссидентов и, скажем, народовольцев);

› отсутствие четких идеологических рамок при высокой идеологизированности каждой группы в отдельности (в отличие от диссидентов);

› стремление мыслить глобально, а действовать локально, иметь конкретные социально-ориентированные (то есть направленные на получение социального эффекта, а не прибыли) проекты, подтверждающие идеи или способствующие их воплощению в жизнь.

Все это многообразие признаков можно свести к нескольким простым – социальное творчество, самоуправление, корневая горизонтальная структура, ориентация на сотрудничество, конкретное социальное «делание» при радикализме идей. Нетрудно заметить, что такая среда могла возникнуть (и возникла) сразу после отказа власти от тотального контроля за обществом (то есть в 50-е). Новым явлением 80-х стало появление политического неформального поля. Ранее политизация неизбежно превращала неформала в диссидента, а с началом перестройки можно было сохранять неформальный стиль, переходя в оппозицию.

Понятно, что такая среда может играть решающую и наиболее заметную роль в начальные периоды общественного подъема – востребуются новые идеи, широкие социальные слои еще только втягиваются в политическую жизнь, но уже готовы поддерживать локальные социальные инициативы. Ранее неформалы предпочитали действовать не высовываясь, позднее их оттесняют «перестроившиеся» правящие элиты и массы, ориентированные на вождя (что для неформалов неприемлемо). Социальные причины снижения массовости неформального движения также понятны – это и завершение революционного процесса (общее падение массовости общественных движений), и социально-экономические трудности (раньше было легче заниматься общественной деятельностью на непрофессиональной основе, а профессионализация приводит к сокращению рядов движения). Неформалы-общественники как явление не имели жестких границ и частично смешивались и с диссидентами, и с демократическими движениями, и со средой официальных организаций (партий, профсоюзов, обществ и т. д.). После того, как популистское демократическое движение оттеснило неформалов с политической арены, неформалы вернулись к своим корням – публицистике, науке, педагогике, в гражданские организации, «третий сектор».

Как часто случается в истории, борьба неформалов кончилась частичной победой и частичным поражением. Враг был разбит, но остался вопрос: «За что боролись?». Неформалы были авангардом армии, которая нанесла поражение коммунистическому режиму. Но они не подчинялись штабу этой армии – они были партизанами перестройки, ее махновцами. Их цели расходились с целями армии Ельцина.

Неформалы не были идеологически едиными. Их либеральное крыло опередило свое время и приближало господство нынешнего идеологического «конца истории». Либералы победили, их языком говорят современные политики и СМИ. Но во всякой тотальной победе кроется начало будущих поражений – история идей не знает конца. Разочарование в практике либерализма – предпосылка возрождения левых идей, в том числе советской социалистической традиции, выработанной неформалами.

Неформалы-социалисты в составе коалиции победили коммунистов (что казалось невероятным), но проиграли фронту либералов следующий раунд борьбы. Возможно ли было избежать тогда поражения – отдельный сложный вопрос. Но несомненно одно – поражение социалистов никогда не бывает окончательным. Поскольку капитализм победил в современном мире, он создал предпосылки для посткапитализма. Мы живем в эпоху, после которой либо этнократический откат от либерализма в средневековье, либо движение вперед, к посткапитализму, иными словами – социализму. Каким он будет – зависит от конструктивных способностей социалистической мысли, вслед за которой идет социалистическое движение. Работа, начатая советскими социалистами, будет продолжена.

Но значение подъема неформальных движений не ограничивается продолжением истории тех или иных идейных течений. Неформалы сделали гражданское общество постоянным фактором общественной жизни страны. Гражданское общество может быть сильнее, как в начале 90-х, и слабее, как в начале XXI века. Но оно сохраняется, оставляя нашей стране шанс пройти между Сциллой государственного авторитаризма и Харибдой компрадорского олигархического капитализма в пост-индустриальный мир.