Александр Шубин - Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989 г.г.)

Вспоминает А. Исаев: «Как бы быть внутри КОС-КОРа, но своей командой? Но название не приходило. Но потом, по дороге к Гурболикову, я подумал: „Община“. Клуб „Община“ – как это глупо. Потом стал приводить политические резоны – будут довольны славянофилы в институте, это соответствует основам нашей идеологии».

Вспоминает В. Гурболиков: «Придумывание названия было отдельным увлекательным делом. Исаев понимал толк в названиях, как важен их смысл, иногда двойной. Название должно слегка шокировать, человек должен был чувствовать интерес уже к названию, задумываться над ним».

8 мая в маленькой аудитории исторического факультета МШИ на Сетуни собрались все «подпольщики» и члены инициативной группы дискуссионного клуба: А. Исаев, А. Шубин, В. Гурболиков, В. Тупикин, В. Губарев, А. Василивецкий, А. Шершуков, П. Руденский, В. Герасимов, М. Степенин, Э. Соломкин, Т. Титова, О. Петрова и О. Александрова.

Вспоминает А. Исаев: «Там мы без дискуссии и приняли „историческое решение“, что учреждаем историка-политический клуб „Община“. Эта формула „историко-политический клуб“ была обсуждена руководящим ядром заранее, и все согласились. То есть политический, но историке-, то есть как бы профессиональный».

УЖЕ В КОНЦЕ МАЯ«общинники» стали называть свою организацию не только «историко-политическим клубом», но и более солидно – «историко-политическим объединением», давая понять, что «Община» тоже является федерацией общественных групп. «Община» изначально стремилась к превращению в общесоюзную организацию. Первым немосковским членом клуба стал П. Смертин из Таганрога, вступивший в июле.

Часть «общинников», прежде всего В. Гурболиков, работала также в объединении «Слобода», возникшем в конце 1986 года из защитников палат Щербакова в Лефортове [56]. Осенью прошла передача о проблеме лефортовской архитектуры в программе «12-й этаж». Дебаты в эфире были такими острыми, что анонсированный повтор программы в эфир не вышел.

Вспоминает В. Гурболиков: «Это был второй мир, который для меня открывался параллельно с политическим. Мир людей, которые уже много лет сопротивлялись разрушению Москвы, защищали дом Фамусова. Вместе с Григорием Стриженовым мы обегали множество порогов, создали могучий миф о „Слободе“ как мощном движении. Нас поддержал зампредисполкома и затем секретарь Бауманского райкома партии Н. Н. Гончар. Он сам занимался проблемами городского самоуправления, проявлял большой интерес к муниципальному опыту, например в Скандинавских странах. При этом он был человеком очень осторожным, любил смелые проекты и все время опасался, решения принимал минимальные. И кое-чего достиг – например, построил в районе хорошую поликлинику, довел это дело до конца. Сейчас понимаешь, что это было сделано вовремя. Одним из шагов Гончара было предоставление „Слободе“ помещения. Потом там собиралась и „Община“

После провозглашения «Общины» началась выработка ее устава и программной декларации.

Вспоминает А. Исаев: «В мае мы собрались на более солидное собрание „Общины“ в помещении „Слободы“ и стали обсуждать документы клуба. Устав утвердили довольно быстро и избрали совет. Программный документ обсуждался сложнее. Причем позиции людей проявлялись для меня совершенно неожиданно. Руденский, славившийся своей умеренностью и осторожностью, сказал: „Надо сразу написать, что мы против государства“. Тогда Степенин ответил ему: „Ну тогда надо сразу в подполье уходить“. На что Руденский разъяснил, что имеет в виду государство как категорию».

Противоречия студентов с различными взглядами вышли на поверхность. Первыми ушли патриоты, затем в течение нескольких месяцев от движения постепенно отошли либералы. И среди лидеров споры вызывала каждая строка, что было связано не только с теоретическими разногласиями, но и с юношеским соперничеством. Муки коллективного творчества решено было закончить осенью. Проект программы много раз перерабатывался.

В набросках программных документов «Общины» еще используется коммунистическая терминология: «Важнейшим препятствием на пути к коммунизму мы считаем бюрократию», которой противопоставлялось самоуправление и делегирование. Предлагалось конституционно гарантировать невмешательство государства во внутрипроизводственные функции предприятий – автономных общин. «Общинники» отрицали за бюрократией как демократические, так и патриотические черты («бюрократия в принципе антипатриотична»), занимали характерную для народников срединную позицию между западниками и славянофилами. Теоретики «Общины» выступали категорически против реформ «за счет народных масс путем простого заимствования капиталистических политических и экономических механизмов западных государств». Рудименты государственного социализма в идеологии «Общины» быстро отмирали. Упоминались возможности индикативного планирования с помощью ЭВМ, но директивное планирование отрицалось.

Теоретические споры по поводу программного документа «Общины» продолжались все лето 1987 года. Разногласия возникли и среди самих идеологов федерализма. Лидером радикального крыла был А. Исаев, в это время считавший себя бакунистом. Я тогда отражал мнение умеренных и, чтобы сдержать «радикальные перегибы» Исаева, летом написал статью «На следующий день» (она была распространена как методический материал к дискуссионному клубу). Проблемы, вставшие перед идеологами «Общины», повторяли основные положения споров анархистов и левых социалистов прошлого. Но взгляды идейных предшественников станут доступны для молодых историков только через год. Поэтому до всего приходилось доходить самим. Речь шла о том, «нельзя ли вообще обойтись без надстроечных структур, диктующих свою волю предприятиям…, передать предприятия в неограниченное распоряжение рабочих, не завершая „перманентную“ борьбу против государственности и ее социальных носителей в течение 5~15 лет до полного уничтожения государства. Итак, проходящая перестройка вновь поднимает общий для всех социалистов и коммунистов вопрос: каким путем произойдет отмирание государства – через вовлечение все более широких масс трудящихся в функционирование системы власти при одновременном отторжении из ее надстроечных слоев лиц, теряющих свою компетентность, или постоянная борьба с исчадием эксплуататорских обществ – государством путем пресечения любой его инициативы, разрушения его структур, парализации его деятельности. Размывание или слом?»

Свободный рынок может быстро монополизироваться, и тогда общество окажется под контролем узкой олигархии, прежде всего информационной. При этом осуществление анархической модели, отрицающей демократическую надстройку, привело бы к разрушению государственных структур, хотя бы отчасти контролирующихся снизу. Но ниша государственных функций при этом сохранится. Кто ее займет? Бесконтрольная частная корпорация? «Это самое реакционное решение противоречия. „Хорошо освобождение“ – возмущался я, отвечая бакунистам цитатой из Бакунина. Альтернативой нерегулируемому анархическому рынку я считал последовательно проводимое делегирование, советскую систему. Она должна привести к переходу власти от бюрократии к демократическим слоям рабочих и менеджеров. Бюрократия в своей борьбе за старые порядки будет опираться на реакционную часть рабочих. Отвечая на возражения бакунистов, статья доказывала, что в массе своей менеджеры в восточнеевропейских странах – это не буржуазия и не бюрократия, а некий особый средний слой.