Александр Шубин - Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989 г.г.)

› Революция предполагает стремление одной или нескольких сторон конфликта к изменению принципов общественного устройства, системообразующих институтов. Далеко не всегда это – отношения собственности. Такими институтами и принципами могут быть религиозные идеи или система формирования элиты (например, номенклатура). Революция начинается, когда эти принципы меняются под давлением массовых действий.

› Революция – это социальное творчество, она преодолевает ограничения, связанные с существующими институтами разрешения противоречий и принятия решений. Революция стремится к созданию новых правил игры. Она отрицает существующую легитимность (иногда опираясь на прежнюю традицию легитимности, как Английская революция). Поэтому революционные действия преимущественно незаконны и неинституциональны. Революция не ограничена существующими институтами и законом, что иногда выливается в насильственную конфронтацию.

Таким образом, революцию можно кратко охарактеризовать как социально-политическую конфронтацию по поводу принципов организации общества, преодолевающую существующую легитимность в ходе широкого социального творчества.

В России и СССР во второй половине XX века системообразующим был принцип формирования элиты – монополия на власть партии и бюрократии (номенклатуры), которые казались сиамскими близнецами. Почувствовав, что общество устроено не так, массы людей выходят на улицы и диктуют власть имущим свои правила игры.

События 1988—1993 года по накалу борьбы и массовости уличных выступлений не уступают, скажем, революции 1905—1907 года, а в отношении глубины перемен и превосходят ее. Так что после того как экономические реформы зашли в тупик, в 1988-м началась именно революция.

Что это была за революция? Слово «демократическая» слишком абстрактно, да и не получилось в итоге реальной демократии. Буржуазная? Но либералы (в собственном смысле слова – сторонники капиталистической системы) не преобладали в общественном движении до 1989-го. Собственно капиталистические требования влиятельными силами были выдвинуты только в 1990—1991 годах, и сам капитал до 1992-го был еще слаб, только формировался. Рано ему еще было играть роль гегемона революции. Даже кооперативы до 1989—1990 годов еще не носили чисто капиталистического характера. Так что можно говорить о буржуазном этапе революции только с 1990—1991 года. А вот каков был характер предыдущего этапа?

Если оценивать характер этапа революции по лидирующему социальному слою (гегемону), то в центре внимания окажется интеллигенция. С ней всегда беда – она начинает многие движения, вырабатывает идеи многих социальных слоев. Иногда и класса еще нет, а интеллигенция уже объясняет его только складывающимся элементам, что они – класс со своими солидарными интересами. Соединение идей интеллигенции с интересами людей из различных социальных групп прежнего общества порождает новую классовую солидарность, осознание новой общности своих совместных интересов. Так начинает рождаться новая модель социальной стратификации. На смену классовых моделей нужно время. Какой из новых социальных интересов консолидирует себя быстрее, сможет найти компромисс со старыми социальными слоями, тот и одержит победу в данной революции, определит тот вариант социального устройства, который примет страна в последующие десятилетия. Возможных вариантов было несколько.

Либеральные организации были провозвестниками капиталистических преобразований и слоев (от мелкого до олигархического капитала). В 1987—1989 годы эти идеи отторгались обществом, и ценности демократического социализма доминировали в освободительном движении. Лишь в 1989—1991 годы верхи интеллигенции и часть номенклатуры перешли к поддержке либеральных капиталистических ценностей. Этот неожиданный маневр привел к резкому изменению соотношения сил, ресурсы буржуазного течения революции возобладали. Социалисты потерпели поражение.

Каков был характер движения неформалов, пока в оппозиции не возобладали либеральные взгляды сторонников капитализма?

Если рассмотреть события конца 80-х в широкой формационной перспективе, то они встают в ряд с 60-ми годами в странах Запада. Завершен переход от традиционного к индустриальному обществу. Восходящее развитие индустриального общества и социального государства достигло апогея, близится закат, переход к следующему формационному состоянию. Именно в такие периоды случаются революции, в марксистской традиции получили удачную приставку «ранне-». «Раннекапиталистические», например. Революции 1968 года на Западе и неформальный этап революции в СССР – это «ранние» революции. Они не создают новую систему, а лишь разбрасывают, внедряют элементы нового, открывают длинный марш к новому обществу. Раннекапиталистические революции XVI-XVII веков не создавали капитализма, а служили стартовым выстрелом в забеге к нему.

Элементы новых отношений на Западе стали быстро развиваться именно после бурных шестидесятых. У нас, несмотря на развал, именно в ходе перестройки. Еще до появления компьютеров носителем новых отношений стала сеть неформалов. Если для наименования нового, грядущего общества допустимо введение и нового термина, то он должен включать в себя не только информацию, но и неформальность. Информационное и неформальное – информальное. Новые средние слои, вызревавшие в недрах интеллигенции и других слоев советского общества, – информальные. Возможно, в будущем они сложатся в самостоятельный класс, некий информалиат. Тогда и революцию образца 1988—1990 годов можно назвать раннеинформальной [169]. Это был восходящий этап гражданского движения, когда идеи, созвучные постиндустриальным задачам, звучали и на митингах неформалов, и в речах партийных реформаторов. Это был восходящий этап революции, который лишь в условиях распада СССР в 1991-м сменится нисходящим. Ранние революции, как правило, терпят поражение, сменяются реставрацией. Но это – первый импульс, несовершенный опыт. Тем важнее его знать и учитывать при последующем продвижении в будущее.

С ВОЗНИКНОВЕНИЕМ «ГАЙД-ПАРКА»неформалы превратились в фактор большой политики. На заседаниях Политбюро о неформалах говорили и раньше, но либо как о потенциальной опасности, либо как о лабораторном эксперименте. Теперь неформалы стали набирать численность, собирать толпы в километре от Кремля. Эксперимент вышел за пределы лаборатории, и, как показывают дальнейшие события, в любой момент могла начаться цепная реакция.