Александр Шубин - Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989 г.г.)

«Мострибуновец» Леонид Баткин также развил тему власти, справедливо заметив, что лозунг «Вся власть Советам!» без акцента на первое слово бессмыслен.

Алесь Адамович сравнил предстоящий съезд с французскими Генеральными штатами и пообещал, что депутаты не покинут зал столько, сколько будет нужно для победы демократии. Эти аналогии с Французской революцией понравились и народу, и собравшимся на грузовике дантонам и Робеспьерам.

Неформалы, для которых митингование уже не было в диковинку, стремились организационно закрепить возникшую консолидацию «демократических сил». Михаил Малютин из «Московского народного фронта» предложил создать на базе оргкомитета митинга оргкомитет Объединенных демократических сил. Статусные «либералы» не поддержали эту идею, предпочитая создавать объединение под руководством парламентской фракции. На деле это замедлит консолидацию оппозиции и еще сильнее ослабит в ней дух демократии.

Я выступал от имени Конфедерации анархо-синдикалистов. Ее название шокировало (тем более что Попов не смог выговорить его с первого раза и тем привлек внимание уже начинавшей скучать публики). Впрочем, я не стал звать к разрушению государства, удивив слушателей еще и конструктивностью советского анархизма. Я призвал все политические силы, включая коммунистов, по примеру Восточной Европы собраться за «круглый стол» и выработать согласованный путь выхода из тупика, в который КПСС завела страну. Предложение сесть за «круглый стол» вызвало гнев официальной прессы, но круглый стол в Москве все же стал собираться – разумеется, без коммунистов, что помогло демократам лучше подготовиться к предвыборной кампании 1990 года.

Вспоминает Глеб Павловский: «На митинге я почувствовал почти физическое отвращение к происходящему. Я понял, что говорю не то, что я хочу, а то, что они от меня хотят. Я должен говорить то, что ждет от меня эта сосущая масса, которую я должен поддерживать в ревущем состоянии. И я понял, что я этого не хочу».

Интересно сравнить эти впечатления со своими. Вспоминается народное море до горизонта, подпитывающее оратора напряженное внимание. А дальше выбор – сказать им то, что они и так знают, чему обрадуются. И тебе обрадуются, как родному – наш! Или говорить то, что считаешь нужным. Это оценит лишь небольшая часть собравшихся. Но есть шанс, что кто-то придет к тебе, а не ко всем сразу.

Продуманность предложений, характерная для неформалов, выходила из моды. Популизм предпочитал простые требования. Зато на этом фоне примитивизации идеологии лучше гляделась «мудрость» «прорабов перестройки».

Митинг 21 мая был апогеем неформального и «либерально-коммунистического» движений, продуктом их синтеза, гарантией необратимости перемен. И началом заката той волны гражданского движения, которая раскрутила маховик. В силу вступали новые правила игры.

После гигантских митингов в Москве и съезда народных депутатов стало очевидно, что перемены необратимы. Оппозиция доказала свою жизнеспособность и серьезность. Летом в движение пришли рабочие, развернулся новый раунд борьбы за лидерство, шел выбор направления главного удара на предстоящих выборах, появились новые спонсоры. Эти сдвиги шаг за шагом добивали влияние неформалов. Их время заканчивалось, но им был предоставлен выбор: или интегрироваться в новую популистскую систему, или нырять назад, в толщу общества. Они сделали разный выбор. Судьбы лидеров политических неформалов первого поколения после 1989 года стали развиваться по расходящимся траекториям.

В «наказе депутатам» митинга 21 мая, заранее согласованном всеми заинтересованными участниками оргкомитета, говорилось, что «съезд не должен расходиться, пока он не заложит законодательные основы для решения» таких проблем, как разгосударствление экономики, введение демократических прав, прежде всего на печать и независимый суд, равное избирательное право. В резолюции содержалось важное требование, которое будет иметь большое будущее: «преобразовать централизованный СССР в содружество действительно свободных и суверенных республик» [250]. В этой формулировке суверенитет республик – это еще не независимость, а противовес централизму, автономия. Отдельные резолюции выражали солидарность с демократическим движением в Китае и поддерживали борьбу Гдляна и Иванова с «мафиозной коррупцией».

Митинги в Лужниках продолжались все дни работы I Съезда народных депутатов СССР. Депутаты-демократы знали, что если в стенах съезда они в меньшинстве, то на улице их поддерживает народное море. После заседаний многие участники Московской группы и их союзники спешили «зарядиться» – на митинги-встречи избирателей, а по выходным – в Лужники на гигантские манифестации демократов. Это придавало демократам на съезде уверенность в себе, заставляло власть колебаться под натиском меньшинства.

Итоги съезда были подведены и на новом гигантском митинге в Лужниках 12 июня: «Съезд народных депутатов продемонстрировал, что правящий в стране партийно-государственный аппарат не смог выработать и представить народу программу радикальных последовательных демократических преобразований… что демократические депутаты, хотя и оказались на съезде в меньшинстве, опираются на поддержку большинства народа. Мы выражаем надежду, что создание Межрегиональной группы народных депутатов послужит объединению всех демократических сил страны, что эта группа станет важным звеном зародившегося и набирающего силу широкого общественного движения за демократию, гуманизм, социальную справедливость, против реакции, шовинизма, неосталинизма… В противовес тактики компромиссов реформаторского крыла руководства КПСС с командно-репрессивным аппаратом – тактике, которая неизбежно приводит к преступному использованию силы против мирных граждан, мы выдвигаем тактику мирной демократической революции» [251].

У зрителей съезд сначала вызвал ажиотаж, а потом довольно быстрое разочарование результатами. Но ситуация в стране изменилась. Политическая борьба стала открытой. Процесс перемен стал необратимым, потому что попытка «реакции» немедленно привела бы к выходу на улицы огромной массы людей. Подавление такого движения силой вело к необратимым переменам как и продолжение горбачевских реформ. Вернуться назад, к обществу середины 80-х, было уже невозможно.

КУДА ЖЕ ДАЛЬШЕ?Впереди выборы. Следующий шаг в укреплении позиций «демократии» или решающий прорыв?

Несмотря на подъем гражданских движений, лидеры оппозиции в большинстве своем не ожидали, что КПСС рухнет после первого натиска. Скорее ожидалось, что перестройка станет чем-то вроде революции 1905 года, а затем после нескольких лет реакции наступит февраль 1917-го. Внешние формы революции в 1989-м тоже напоминали 1905-й до декабрьского восстания. Рецидивы авторитаризма вроде статьи 11 прим воспринимались как начало конца перестройки, оппозиционеры продумывали методы работы в подполье, а либеральные депутаты – в оппозиции его величества. Переход номенклатуры на сторону либерализма выглядел маловероятным.