Сергей Цветков - Александр Первый

14 октября разыгрались два решительных сражения - при Иене и Ауэрштедте. Две прусские армии общей численностью 150 тысяч человек были наголову разгромлены и, отступая, обратились в неуправляемое стадо. Прусские крепости сдавались одна за другой, не оказывая ни малейшего сопротивления врагу. Комендант Кюстрина, расположенного на берегу Одера, любезно предоставил в распоряжение французского отряда лодки, чтобы французы скорее могли занять крепость.

На следующий день после победы Наполеон торжественно вступил в Берлин. Позади французских войск вели обезоруженных пленных кавалергардов короля, в наказание за их похвальбу. Король с семьей бежали на восток, к русским границам. Александр без колебаний принял беглецов. "Долгом считаю, - писал он королю, - вновь торжественно подтвердить вашему величеству, что, каковы бы ни были последствия ваших великодушных усилий, я никогда не откажусь от известных вам намерений. Будучи вдвойне связан с вашим величеством, в качестве союзника и узами нежнейшей дружбы, для меня нет ни жертв, ни усилий, которых я не совершил бы, чтобы доказать вам всю мою преданность дорогим обязанностям, налагаемым на меня этими двумя наименованиями..."

На запятках королевской кареты в Россию ехала новая война.

16 ноября высочайший манифест оповестил подданных империи о начале войны с Францией. Два русских корпуса: Беннигсена (60 тысяч человек) и Буксгевдена (40 тысяч) были двинуты к Гродно и Остроленке. Кроме того, царь призвал к созданию народного ополчения в количестве 600 тысяч ратников и обратился с воззванием к студентам и молодым дворянам, обещая им офицерский чин за шестимесячную службу. Указом Синода духовенству предписывалось проповедовать "отечественную войну" против "гонителя православной веры" Бонапарта, якобы претендующего на роль Мессии, или, проще говоря, антихриста. Таким образом войну ради спасения погибающей Пруссии пытались обратить в народную войну.

Все эти грандиозные приготовления затевались в то время, когда Россия уже вступила в войну еще с двумя государствами: Турцией и Персией. Несмотря на это, у командующего Днестровской армией генерала Михельсона забрали половину личного состава - 30 тысяч человек, а с оставшимися войсками приказали занять Молдавию, Бессарабию и Валахию и принудить султана к миру.

Александр сдержал слово: он предоставил в распоряжение прусского короля все силы России. Фридрих Вильгельм мог присоединить к ним только 14-тысячный корпус генерала Лестока - все, что имелось у него под рукой, и заявить царю, что вручает ему судьбу Пруссии.

Зимой 1807 года Леонтий Леонтьевич вторично (после цареубийства) оказался в центре внимания всего мира: он выстоял против самого Наполеона.

Начало зимы в Польше выдалось на удивление мягким. Наполеон сердился: "Для Польши Господь создал пятую стихию - грязь". Решив дождаться более благоприятного времени года для возобновления операций, он расположил свои войска на завоеванной территории, от Варшавы до Остроленки, а сам сосредоточил все усилия на осаде Данцига.

В это время Беннигсен неожиданно кинулся между корпусами Нея и Бернадотта, рассчитывая разрезать французскую армию надвое. Наполеон поспешил на выручку своим маршалам, вынудив русских спешно отступить. Император догнал Беннигсена у Прейсиш-Эйлау и вынудил его принять сражение.

8 февраля завязался невиданный по своему упорству и кровопролитию бой. Вначале положение Наполеона было чрезвычайно опасным. Русская армия охватила его полукругом, артиллерия, выдвинутая впереди боевых линий, производила страшные опустошения во французских колоннах. Корпус Ожеро, ослепленный метелью, был почти весь истреблен. Русская конница едва не захватила самого императора, но Мюрат во главе девяноста эскадронов ринулся ему на помощь, прорвал три линии русской пехоты, вызволил Наполеона и затем вновь проложил себе дорогу сквозь плотные ряды русской армии.

В действиях Беннигсена было много искусного расчета, но не было вдохновения, внезапного озарения, отличавших полководческую манеру Наполеона, гениального импровизатора. Стойко выдержав все атаки русских, император умелыми маневрами заставил их к вечеру отступить на свои позиции. Подсчет потерь привел в ужас обоих противников. На залитом кровью снегу осталось лежать около 30 тысяч русских и больше 20 тысяч французов. К десяти часам вечера Беннигсен дал приказ отступить к Кенигсбергу. Наполеон оставался на месте еще девять дней, чем и приобрел право считать себя победителем. Но истина была очевидна: отныне императора уже не считали непобедимым, Беннигсен поставил под сомнение постоянство его военного счастья. Даже министр иностранных дел Франции Талейран язвил: "Это немного выигранное сражение".

Эйлауское сражение вывело царя из оцепенения, вызванного аустерлицкой катастрофой. Его вновь потянуло в действующую армию. В том же письме он осторожно осведомился у главнокомандующего, когда ему удобно приехать к войскам. Беннигсен, понимая душевное состояние царя, посоветовал ему поспешить, чем доставил Александру "чувствительное удовольствие".

16 марта царь выехал к армии. Его сопровождали обер-гофмаршал Толстой, министр иностранных дел Будберг, адъютанты граф Ливен и князь Волконский и бывший "триумвират" - Чарторийский, Строганов и Новосильцов. Гвардия во главе с великим князем Константином Павловичем покинула столицу еще раньше.

Через четыре дня Александр прибыл в пограничное местечко Поланген, где его встретил Фридрих Вильгельм. На другой день оба государя были в Мемеле. Удрученная Луиза, увидев Александра, смогла произнести только: "Ah! Mon cousin!" - и в немой печали протянула ему руку. Желая ободрить ее, Александр вновь подтвердил, что не остановится ни перед чем ради спасения королевской семьи.

Царь делал все, чтобы возродить очаровательную обстановку первого мемельского свидания четырехлетней давности. На смотре русской гвардии Александр разыграл еще одну мелодраматическую сцену в духе клятвы при гробе Фридриха. Вручив прусскому королю строевой рапорт, он со слезами обнял его и воскликнул:

- Не правда ли, никто из нас двух не падет один? Или оба вместе, или ни тот ни другой!

Перед началом летней кампании Александр уехал в Тильзит, поближе к театру войны. Правда, на этот раз, памятуя об Аустерлице, царь предоставил Беннигсену полную свободу действий.

Между тем среди царского окружения наблюдалось изменение в отношении к войне. Все громче раздавались голоса, утверждавшие, что русским незачем проливать кровь из-за личной дружбы государя с прусским королем. Константин Павлович, "как добрый русский", вообще не стеснялся выказывать откровенное недружелюбие к пруссакам, из-за чего однажды между ним и царственным братом произошла довольно бурная сцена, после которой Александр приказал ему немедленно возвратиться к войскам. Один только Будберг настаивал на продолжении войны с Наполеоном, но его мнение всегда было простым эхом голоса царя.