Вячеслав Сафронов - Иона

Виной тому неизвестная ли их праматерь Глафира, которая, не иначе, имела устную директиву от прабабки Евы по наставлению законной второй половины на путь истинный или местожительство в Глашкиной слободе – доподлинно неизвестно. Только и отец Ионы Матвеевича и дед его и прадед были Глашкины, а их сродственники остались при своей метрике. Говорят, первые жили особняком в своей слободе, но про то лучше иевлевцам известно, врать не буду.

Знаю только, что Исай родил Лариона, Ларион родил Михаила, Михаил родил Василия, Василий родил Илью, Илья родил Михаила, Михаил родил Матвея, Матвей родил Епимаха, Иону и Николая, Епимах родил Данилу, Максима, Акима, Василия первого, Василия второго, Лариона и Федора. Василий второй родил сына, а сын тот своего сына, а тот дочь.

А от дочери и я на свет появился. Так что женский вопрос и меня затронул. А герой наш Иона Матвеевич и племянники его родные Аким и Василий второй Пименовы случайным образом, а может и от женского влияния, в Петербурге в эту историю и попали. И получается, что попал в историю и я, о чем и пишу без принуждения, как мне моя законная половина и наказала.

Совсем уж безответными Глашкины, как и остальной иевлевский сильный пол, перед женским арьергардом не были.

Сказывают, при царе Алексее Михайловиче начальный человек Аггей Шепелев привел свой выборный полк в Богородицк и от тех московских служивых пошли богородицкие стрельцы и пушкари. Про то мог бы выспросить фейерверкер гвардейской конной артиллерии Василий второй Пименов Глашкин у своего командира генерала Шепелева, родственника того самого Аггея, но по занятости своей оставил историю с географией на потом. Спросить бы еще кого, но и бабку свою, дочь богородицкого пушкаря, Василий и Иона Матвеевич не застали и вряд ли она интересовалась военным делом и мемуары расписывала.

Да видно московские служивые крепко в иевлевцах свою военную линию прочертили. У каждого в селе не по одному пушкарю и стрельцу в предках. А то, что историей и географией им недосуг было заниматься, то к этому мы со всем пониманием относимся. Только не было во всей Тульской губернии другого такого села, где бы столько душ обоего пола по военному ведомству числилось. Считай, двести с лишком на четыре без малого тысячи иевлевцев. С коннной артиллерии история эта в Иевлево началась и в Петербурге продолжилась.

Изрядная, однако, мешанина получилась. Тут и кони и люди и военные дела и любовные. Такой он, житейский клубок, а простота, как известно, не всегда самое лучшее приложение. Иногда и потерпеть приходится, чтобы все это распутать и к главному подойти с пониманием, а не с кружевными рюшечками.

Словечко смешное – точно как фамилия у Ионы Матвеевича. Ну кто он таков, Иона Глашкин, по имени и фамилии судя? Мужичонка недомерок пронырливый, начальству угодник, себе на уме?

Чтобы не гадать напрасно, а лицом показать, хоть и не одобрил бы Иона Матвеевич хвастовства, пусть и в самом правдивом изложении, замолвим за него пару строк биографического свойства.

Мужичонкой недомерком Иона Матвеев Глашкин быть не мог в силу действующих установленных порядков. Даже самого пронырливого мужичка мелкого роста не определили бы в гренадеры. Не пошло бы военное начальство на подлог, отправляя Иону в 4-ю гренадерскую роту Тобольского полка, потому что, при всей природной смелости начальства, не полезешь на штурм неприятеля с маломерным формированием.

На то они и гренадеры, чтобы неприятелю рюшечки не мерещились.

Потрепали и турок за Дунаем и англичан с французами в Севастополе. Самому Императору про те подвиги докладывали. Про славную 4-ю гренадерскую роту, про полк их Тобольский.

И было на те крымские дела от Государя самое похвальное ответствие. Sic!

Так и служил гренадер Иона Глашкин от баталии до баталии восемь лет, а после Восточной войны определили их полк ближе к родным местам на поправку. Командир его, Александр Алексеевич Зеленой, в Петербург с повышением в царские министры отбыл, а старшего унтер-офицера Глашкина уважили начальственной должностью каптенармуса.

А как ему в Петербурге вся эта биография обернулась и как копеечке счет знал, но при этом не скупился, отделяя последнюю на добрые дела, и про генералов и лошадей и про любовь нежданную – не торопясь, все и поведаем.

Петербург столичным жителям место привычное. Снуют по своим надобностям и по сторонам не глазеют. Явись сам Император – ухом не поведут. А проезжающие в экипажах министры и генералы для петербуржцев безобидней кобылы. Больше пакостей от голубей и извозчиков ожидать приходится. Тут уж не зевай. У природных петербуржцев нюх на все эти препятствия как у шкипера в море. Услыхал "курлы-курлы" или "берегись", выдвинул плечико, бочком пролавировал и следуй прежним курсом. И так у них непринужденно получается – прямо загляденье. Иной приезжий этот политес за всю жизнь не осилит. Так и ходит разинув рот с выпученными глазами в неприглядном от голубей виде и с озлоблением на лошадиную тягу.

Поначалу Ионе Матвеевичу фарватер столичный тоже был в диковинку, но по военному опыту диспозицией он проникся быстро и от служебного присутствия до обители своей мог ходить хоть с закрытыми глазами и, как человеку непьющему, опасность по пути с моста навернуться ему не грозила.

И пути того – всего ничего. Две версты, да все по прямой. Министерская дверь позолоченная припечатает пониже спины, развернув в нужном направлении, и правильный курс задаст.

Мимо Николая Павловича на коне – полубоком из уважения к царственной особе. А как за хвост зашел – смело можно к изваянию спиной вставать. Потому что теперь между тобой и Императором хоть и монаршей принадлежности, но лошадиный зад, а он по чину никак не выше курьера Министерства государственных имуществ.

С Вознесенского проспекта, что от министерства Иону домой ведет, не свернуть даже по незнанию. На Синем мосту держаться правой стороны и вся наука.

За Синим мостом доходные дома проспект подпирают. Люд в них всякий, но приличный. Столоначальники не брезгуют пребывать с семействами. Делопроизводители, письмоводители, канцеляристы – в изобилии. Встречаются и купцы, которые не миллионщики. У семейных обитателей и барышни на выданье. Тут даже столичные прохожие не удерживаются и волей-неволей глаза косят на окружающую перспективу.

Следующий мост на проспекте – через Екатерининский канал. За каналом пейзаж такой же изящный до следующего моста через Фонтанку.

За Фонтанкой начинается Измайловский проспект, обустроенный когда-то для Лейб-гвардии Измайловского полка. Для Ионы Матвеевича – родная стихия. Гвардейцы со временем потеснились и бывшие их строения оставным военным и прочим штатским под жилье уступили.