Сергей Мельгунов - Судьба императора Николая II после отречения

Как писал Мельгунов, эту «кошмарную потаенную расправу» могли «совершить лишь те, кто в момент своего действия потерял человеческий облик», и именно поэтому «даже большевистская власть не нашла в себе смелости сказать правду о том, что произошло в подвале дома Ипатьева… Она наложила запрет молчания и на уста непосредственных убийц». Факт смерти всей семьи был раскрыт в советской печати только в 1921 году, а многие свидетельства участников расправы остались тайной вплоть до крушения СССР.

Проследив подробно и обстоятельно, насколько это вообще было возможно в те годы, судьбу императора после отречения, Мельгунов пришел к выводу, что «исключительно достойное поведение царя в течение всего периода революции заставляет проникнуться к нему и уважением, и симпатией». По его словам, Николай II – это «человек, своей ужасной смертью искупивший все, подчас невольные, грехи перед страной и народом…» Однако историк все-таки вынужден был признать, «что нашим современникам непосильно объективное начертание облика последнего русского императора… На наше восприятие всегда слишком сильно будет давить мученический венец, принятый царской семьей в ночь екатеринбургских ужасов».

Прошло 87 лет после этой трагедии, но мы – давно уже не современники тех трагических событий – по-прежнему не можем начертать «объективный облик» Николая II. Уж слишком кровоточащим остается этот вопрос в памяти народной, и думается, еще очень и очень долго судьба «тринадцатого императора» будет привлекать к себе внимание не только историков, но и миллионов россиян, продолжающих свое шествие по тернистому и крестному пути, которым является история нашей многострадальной Родины.

С. Н. Дмитриев,

кандидат исторических наук, июль 2005 г.

Предлагаемая читателям книга является заключительной частью трилогии, озаглавленной автором «Революция и Царь». Быть может, надо пояснить несколько необычную внешнюю архитектонику печатаемых историко-критических очерков. Читателю, познакомившемуся с процессом работы автора, она, думается, не покажется искусственной, и для него станет понятной необходимость отступления от основной схемы, придавших всему труду значительно более широкую историческую амплитуду, нежели та, которая вытекает непосредственно из заглавия.

В 1936 г. в Париже бывшим председателем Совета Министров перед европейской войной 14-го года, гр. Коковцевым, был прочитан в «Обществе ревнителей памяти императора Николая II» доклад, по-видимому, озаглавленный так: «Была ли возможность спасти Государя и его семью в условиях между его отречением в Пскове и роковой развязкой в Екатеринбурге» [2].

Выступление Коковцова сопровождалось шумной газетной полемикой со стороны бывших членов Временного Правительства Керенского и Милюкова, не согласных с выводами докладчика; Керенский выступал и с публичным докладом на эту тему. В спокойном и объективном по форме изложении Коковцев делал заключение, что Временное Правительство вынуждено было уступить перед настояниями Советов в вопросе о предполагавшемся отъезде царской семьи в Англию в первые дни революции, что, конечно, спасало бы ее от ужасной судьбы в Екатеринбурге. Керенский и Милюков, далеко не согласные между собой, – им в предшествовавшие годы в связи с опубликованием в 32 м году мемуаров Ллойд-Джорджа приходилось уже высказываться по поставленному Коковцевым вопросу, – единодушно отвечали, что помешал отъезду за границу отказ со стороны Англии, которая вынуждена была взять обратно, по требованию премьера (Л. Джорджа), свое согласие на оказание гостеприимства отрекшемуся от престола русскому монарху.

Ни первое заключение Коковцева – в силу недостаточного знакомства последнего с фактической стороной дела (Коковцев отрицал «отказ английского правительства»), ни второе – Керенского и Милюкова, в силу их политических тенденций, не давали исчерпывающего ответа, ибо факты, если говорить уже об «ответственности», отнюдь не снимали ее с Временного Правительства: на разрешение вопроса об отъезде повлияло не только «бессилие» Правительства перед Советами, не только зависимость его от специфического напора «советской» общественности, не только хотя бы закамуфлированный запоздалый «отказ» Англии, но и определенная тактика самого Правительства. Выявить эту тактику и связать ее со всей русской общественностью того времени и является задачей настоящей работы.

И здесь было первое препятствие. Тактику Временного Правительства в отношении к бывшему Императору приходилось рассматривать в связи со всей позицией Правительства, которая не могла быть рассмотрена вне хода самого революционного процесса. Это было неизбежно уже потому, что политика Временного Правительства в отношении к Императору Николаю II была тесно и неразрывно связана с псковским отречением. Понимание автором истории этих дней со стороны даже установления простых фактов подчас значительно расходятся с признаваемым в исторической литературе при всем ее различии в политических оттенках. Вот почему первую часть работы пришлось посвятить истории «мартовских дней» и деятельности Временного Правительства первого состава. Необходимость обосновать свой взгляд и критически просмотреть «факты», устанавливаемые другими, привела к значительным отступлениям в изложении. В сущности, это история как бы первых двух месяцев революции, правда, неполная, так как далеко не все вопросы, естественно, вошли в кругозор сделанного исторического обозрения.

Истинной причиной задержки царской семьи в России являлось существование Чрезвычайной Следственной Комиссии, созданной Временным Правительством для рассмотрения «преступления» деятелей старого режима, – она должна была произвести расценку и преступной деятельности носителей верховной власти. Дело о Царе было лишь одним из звеньев той многогранной криминализации деяний старого порядка, которой занялась так называемая Муравьевская Комиссия. Следствие о верховной власти фактически велось в пределах тривиальной формулы об «измене» – другими словами, той легенды о «сепаратном мире» с немцами, которая в годы войны, предшествовавшие революции, сыграла такую роковую роль в судьбе династии. Тут встретилось второе препятствие. Дореволюционная легенда, рожденная в психологии или вернее в психозе войны, и после февраля находила своих адептов – разрушить эту иллюзию не могла поверхностная экспертиза Чр. След. Комиссии, никогда официально не опубликованная. Пришлось довольно детально рассмотреть фактическую аргументацию тех, кто не только продолжал верить в миф, но и обосновывал его в исторических изысканиях. Для уяснения процесса возникновения и развития легенды необходимо было коснуться войны, деятельности императорского правительства и широкой общественной оппозиции ему. Автору в свое время пришлось уже касаться этой темы в книге «На путях к дворцовому перевороту», которая служила как бы введением к истории революции 17-го года. В специальном обозрении материала, на основе которого творилась уже легенда историческая, естественным центром рассмотрения сделалось то, что «На путях к дворцовому перевороту» являлось аксессуаром, а то, что было там центром, т.е. рассказ о попытках активной борьбы с угрозой или миражем сепаратного мира, здесь фигурирует лишь как иллюстрация.